Симонов Сергей - Цвет сверхдержавы - красный 1 Трамплин для прыжка

— Итак, товарищи, что будем делать с товарищем Ворошиловым? — спросил Хрущёв. — Как вы считаете, может ли он занимать ответственный государственный пост?

Никита Сергеевич понимал, что представился удобный случай убрать Ворошилова из Президиума ЦК, но чисто по-человечески старика было жалко. Вреда от него особого не было, а заслуги перед страной у Климента Ефремовича были огромные. Да, антипартийную группу он в "той истории" поддержал, но отнюдь не был её организатором, скорее — примкнул к более энергичным и амбициозным товарищам по партии.

— Считаю, что доверять товарищу Ворошилову вопросы внешней дипломатии в его нынешнем состоянии — рискованно, — Шепилов, как министр иностранных дел, первым высказался по касающейся его проблеме. — Предлагаю перевести на менее ответственный участок работы.

— Предупредить о недопустимости подобных проступков в дальнейшем, при повторении — вывести из состава Президиума ЦК и снять с поста Председателя Верховного Совета, — проворчал Первухин.

— Согласен, — тут же встрял Микоян, — необходимо учитывать заслуги товарища Ворошилова перед страной.

— Ещё предложения будут? — спросил Хрущёв.

Все молчали.

— Клим, ты сам-то что скажешь?

— Э-эх... да чего уж там... виноват... — почесал затылок Климент Ефремович. — Как решите, так и будет.

— Поступило два предложения, товарищи. Первое — перевести на менее ответственную работу, второе — вынести последнее предупреждение до следующего раза, — сказал Никита Сергеевич. — Кто за первое — прошу голосовать.

За первое предложение проголосовали Шепилов, Устинов, Косыгин. Кандидаты в члены Президиума имели только совещательный голос, их мнение не учитывалось.

Все остальные, включая Хрущёва, проголосовали за второе предложение. Ворошилов пока остался в Президиуме, хотя и висел на волоске.

— Имей в виду, Клим, — предупредил Никита Сергеевич. — В следующий раз предупреждением не отделаешься. Так что следи, что болтаешь.

Точку в инциденте поставила восточная мудрость и сдержанная реакция шаха Ирана. Он лучше своего посла понимал, "кто есть ху" в высших сферах Советского Союза, и решил не придавать значения инциденту. Визит шаха состоялся в намеченный срок, и отношения были урегулированы.

25 декабря китайские газеты и радио сообщили о смерти Председателя КНР Мао Цзэдуна. Серов вбежал в кабинет Хрущева, размахивая китайской газетой и листком с переводом:

— Никита Сергеич! Мао умер!

— Да ты что! Когда?

— Сообщили сегодня, а когда умер — хрен его знает. Вот, некролог перевели.

— Ну-ка, ну-ка, — Хрущёв поправил очки и начал читать некролог. — Та-а-ак... Угу... Ишь ты... "Остановилось сердце великого сына китайского народа... " — процитировал Никита Сергеевич. — Слышь, Иван Александрович, как думаешь, сердце-то у него само остановилось, аль помог кто?

— Ну... Судя по тому, что в "той истории" он помер 9 сентября 1976 года, мир не без добрых людей, — ответил Серов. — Сами управились.

— М-да... Интересное кино получается. А кто вместо него?

— Лю Шаоци.

— Ну да, ну да... Ожидаемо... Твой прогноз?

— Думаю, ситуация изменилась в благоприятную для нас сторону, — ответил Серов. — Надо его с Чжоу снова пригласить в Союз, поговорить, узнать, чем дышат...

— Обязательно пригласим. После съезда, — сказал Хрущёв.

Он позвонил своему помощнику по международным делам Олегу Александровичу Трояновскому:

— Олег Алексаныч, слышал, Мао умер?

— Да, Никита Сергеич, только что сообщили из МИДа.

— Ты это... распорядись там... ну, телеграмму с соболезнованиями, некролог в "Правде" и в "Известиях", — сказал Хрущёв. — Чтобы всё как положено. Может, туда делегацию послать, на похороны? Например, Микояна? Позвони Шепилову, подумайте вместе.

На следующий день в Пекин вылетела официальная советская делегация во главе с Анастасом Ивановичем Микояном, чтобы отдать дань памяти великому Кормчему Китая.

"Большой скачок", приведший к смерти миллионов китайских крестьян, и последовавшая за ним "Культурная революция" не состоялись. Лю Шаоци и Чжоу Эньлай постепенно и осторожно отошли от ультралевого курса Мао. ХХ съезд КПСС в отсутствие Мао Цзэдуна не повлиял на отношения Китая с СССР. Военное и экономическое сотрудничество было сохранено и расширено.

С августа 1955 года Госплан готовил решение о переходе железных дорог на тепловозную и электрическую тягу. Это решение напрашивалось давно. Коэффициент полезного действия паровоза — 4-5 %, то есть 95 % сжигаемого топлива греет атмосферу. У тепловоза КПД — 30 %, у электровоза — ещё выше. Поезда на паровой тяге ходили медленно, подолгу останавливаясь на каждой станции.

Однако вопрос с тепловозами уже несколько лет упирался в упрямство Кагановича, курировавшего в ЦК транспорт. В своё время Сталин запретил расходовать нефть на железных дорогах. С тех пор многое изменилось, нефти в стране стали добывать много больше, самого Сталина уже не было, а Каганович всё так же сопротивлялся внедрению тепловозов и электровозов.

Хрущёв решил действовать в обход Кагановича, поставив того перед свершившимся фактом. (Реальная история) Он поручил новому председателю Госплана Байбакову разработать план перевода железных дорог на тепловозную и электровозную тягу в течение 15 лет.

Зная предстоящую реакцию Кагановича, Никита Сергеевич приказал Байбакову работать напрямую с министром путей сообщения Борисом Павловичем Бещевым, не сообщая ни слова Кагановичу.

Бещев давно и хорошо понимал необходимость такой реформы транспорта, но над ним стоял грозный Каганович, ссориться с которым Бещев, само собой, не хотел.

Сговорились на том, что Бещев передаст все необходимые материалы в Госплан, и "прикинется ветошью", сделав вид, что он не при чём.

"Транспортный переворот" в Госплане готовили 5 месяцев. Хрущёв заранее прочитал в "документах 2012" как происходило дело в "той истории". Обычно перед заседанием Президиума ЦК всем членам Президиума рассылались экземпляры документов, которые будут обсуждаться на заседании.

Рассматривать транспортную проблему собрались в январе 1956 года. Никита Сергеевич перед Президиумом пригласил Байбакова и Косыгина к себе и приказал ни с кем не соединять до самого заседания.

Когда члены Президиума собрались на заседание, одним из первых в зал влетел разъярённый Каганович. Он едва сдерживался.

Хрущёв, Косыгин и Байбаков появились последними. Никита Сергеевич сразу начал заседание и огласил повестку дня.

И тут же послышался возмущённый рёв Лазаря Моисеевича:

— Байбаков, ты представил в ЦК вредительский документ? В случае войны противник первым делом уничтожит нефтепромыслы и электростанции, железные дороги остановятся, и мы погибнем!

(В реальной истории Каганович орал на Байбакова по телефону, но в тех же выражениях)

— Лазарь Моисеевич, но ведь и паровозы нуждаются в топливе, а шахты можно разрушить так же, как и нефтепромыслы, — ответил Байбаков, — выгоды от перехода на новые виды тяги очевидные, развитые страны давно отказались от паровозов.

— Я был и буду категорически против этой затеи! Вы еще ответите! — продолжал вопить Каганович, а затем, уже на пол-тона ниже, поинтересовался. — А кто вообще поручил тебе такое?

— Первый секретарь, — ответил Байбаков, кивнув на Хрущёва.

— Почему мне не доложил? — допытывался Каганович.

— Не хотел вас затруднять, — ответил Байбаков.

(Подобные разборки на заседаниях Президиума ЦК редкостью не были. По воспоминаниям переводчика Игоря Кашмадзе: "Больше всего меня тогда поразило, что Ворошилов и Каганович обращались друг к другу на "ты", называли друг друга только по имени: Клим, Лазарь — и за столом ругались матом".)

Если бы у Кагановича была возможность остыть и подумать, он, скорее всего, не попался бы в ловушку. Но всё происходило прямо на заседании Президиума ЦК, причем, это уже был ЦК нового состава. "Старая гвардия" уже составляла в нём меньшинство, и уже не была такой единой, как прежде. Сабуров, как грамотный плановик, тоже поддерживал идею с тепловозами. Первухин, хороший технический специалист, тоже понимал, что паровозам пришла пора уступить место более новой и эффективной технике. Молотова, Маленкова и Булганина в составе Президиума уже не было. Оставшийся Ворошилов был стар и быстро утрачивал связь с реальностью, его уже почти не принимали в расчёт. Микоян был истинным политиком и всегда держал нос по ветру.

Но разозлённый Каганович пёр напролом, не ощущая свершившуюся перемену политического момента. Хрущёв выжидал, пока у "железного Лазаря" кончится завод. Как только Каганович остановился перевести дух, Никита Сергеевич сказал: