«Пегас» - Лоран Ришар

Пол хотел побыстрее составить новое письмо, чтобы отправить его в НСО с просьбой дать разъяснения. Срок приближался, и он хотел получить как можно более четкие ответы. "Я думаю, что письмо должно быть отправлено утром, а крайний срок — 6 часов вечера того же дня", — сказал он нам.

В итоге ДОННЧА оказался в роли эксперта в последние дни и часы перед публикацией, пытаясь успокоить редакторов и юристов медиакомпаний на четырех континентах и во многих других часовых поясах. Он жил в номере инопланетного отеля, куда Amnesty International поместила его на хранение, и уже вторую неделю жил в комнате, в которой ему казалось, что он живет в 1985 году. Здесь был плюшевый ковер и предметы мебели, которые казались не связанными с окружающей обстановкой и друг с другом. Доннча вынужден был ставить каждый из трех своих телефонов на беззвучный режим, чтобы хоть немного поспать каждую ночь. После шестнадцатичасового рабочего дня он засыпал далеко за полночь и просыпался на следующее утро, где-то в восемь часов, с пятьюдесятью сообщениями на каждом из своих мобильных телефонов, на которые нужно было ответить.

Донча вспоминает, что стресс был очень сильным, но он пытался поговорить с каждым репортером, с каждым редактором и с каждым юристом СМИ, чтобы заверить их в силе экспертизы и в том, как они с Клаудио связали улики в мобильных телефонах с NSO и Pegasus. По соображениям безопасности Донча считал, что лучше всего делать все эти звонки в ванной комнате. "Когда в ванной горел свет, там громко жужжал вентилятор", — говорит он. "Так что у меня был выбор: кричать из-за шума или отвечать на звонки в темноте". Донча рассказал нам, что он "терпел" эти последние дни еще долго после окончания проекта. "Мы с Клаудио так много работали над этим на протяжении многих лет", — сказал он. "Я не могу допустить, чтобы все сорвалось. Мы не можем допустить, чтобы NSO выиграла, отталкивая [угрозой] судебных исков".

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ, 16 ИЮЛЯ, всего два дня до финиша, а редакции по всему миру уже готовились к публикации проекта "Пегас". Развертывание материалов растянется на пять дней, но настоящая работа началась уже сейчас. Редакторы и репортеры собирали все материалы за неделю, а юристы за их плечами занимались проверкой. "Честно говоря, здесь немного напряженно", — признался редактор одной из тех далеких редакций. Редактор и так страдал от переутомления и скучал по семье, но у него не было времени перестать беспокоиться о заголовках, графике, макетах первых полос, видеопакетах, цифровых промороликах и пояснительных капсулах, рассказывающих о проекте, технологии, жертвах, НСО и ее клиентах. ("Мы должны печатать [пояснительные капсулы] в каждой ежедневной газете", — сказал он графическому редактору).

В разгар всего этого редактор созвал всех репортеров, каких только мог, на важное совещание, чтобы сообщить им о графике работы. "Все идет хорошо, и если мы продолжим этот проект, — объяснил он, — то в воскресенье вы должны быть рядом для проверок, доработок и тому подобного, и мы примем окончательное решение. Но я думаю, что решающий момент наступит в ближайшие двенадцать часов".

Одна фраза явно привлекла внимание всех присутствующих на линии. "Если мы продолжаем?" — спросил кто-то.

"Да."

"Вы сомневаетесь?"

"Ну, это никогда не подтверждается, — сказал редактор, — пока не подтвердится".

Юристы и пресс-секретари NSO играли в игру "хороший полицейский — плохой полицейский" вплоть до момента публикации, и в итоге получился корпоративный филибастер. Они отказались отвечать на все вопросы, кроме нескольких конкретных, которые мы задали им в наших письмах с просьбой дать комментарии и разъяснения, а также уклонились от обсуждения судебно-медицинских доказательств, которые им представила Лаборатория безопасности. Они не могли раскрыть личности своих клиентов, напомнили они консорциуму; они вновь заявили, что очень возмущены любым злоупотреблением Pegasus, и настаивали на своей способности и своих усилиях искоренить любое такое злоупотребление, если они получат достоверные сообщения. Из двадцати восьми конкретных жертв, которые мы им назвали, они опровергли лишь несколько — "технологическая невозможность", сказали они об одной. Что касается остальных, то они заявили, что мы не дали им достаточно времени для проверки. Они пытались бросить нам в глаза много песка по поводу данных, к которым мы имели доступ, но им было трудно сохранить последовательность своих объяснений.

Партнеры, тем временем, потрудились включить ответы НСО в тексты своих статей, а также дать ссылки, по которым читатели могли ознакомиться с письмами НСО в полном объеме.

Более восьмидесяти журналистов были готовы отвечать на вопросы редакторов и корректировать формулировки вплоть до последней минуты перед публикацией. Но только несколько боссов, занимавшихся подготовкой материалов, прогоняли их через редакционные лотки, каждый из которых должен был завершить работу над десятками статей, боковых разделов и графических пакетов, и большинство из них были на взводе. "Мой мозг понемногу отмирает", — признался один редактор.

Другому пришлось на мгновение прерваться, чтобы ответить на сообщение от родителей, которые, похоже, потеряли терпение из-за того, что их так долго откладывали. "Проблемы?" — спросил его коллега.

"Я просто сказал, что не смогу позвонить ей сегодня вечером, потому что я на работе и очень занят", — сказал он. "Я не рассказал ей всего, потому что боялся, что она будет волноваться".

"Ты говоришь о своей маме?"

"Моя мама. В последний раз, когда я навещал родителей, я сказал: "Сейчас я работаю над большим делом. Над историей о кибернаблюдении". Она сказала мне: "Но почему ты всегда ввязываешься в сложные дела?"".

Работа в редакции продолжалась: репортеры и редакторы вместе дорабатывали формулировки и следили за тем, чтобы соответствующие ответы НСО попали в пакет материалов первого дня. Затем раздался телефонный звонок. "О, черт, это моя мама…. "Алло? Привет! Не сейчас. Только если это чрезвычайно срочно, и кто-то умер…. Хорошо, я могу вам перезвонить? Спасибо большое. Целую."

"Я взял выходной [вчера], потому что, между прочим, это была годовщина моей свадьбы", — сказал один из коллег, сочувствуя. "Поэтому я был в ресторане. И в результате я пропустил звонок из посольства Марокко".

Наши репортеры из Forbidden Stories все еще обращались за комментариями в последнюю минуту. Мы хотели включить голоса как можно большего числа людей, выбранных в данных, в наши репортажи в первый день. Одри Тревер удалось дозвониться до одной журналистки в последний день работы и объяснить ей, что ее номер был в наших данных, что делает ее возможной мишенью для шпионской программы Pegasus. Одри оставалась на линии в течение сорока минут, описывая себя как "парализованную журналистку", неспособную выполнять свою работу,