Хроники Dishonored. Тень Дануолла - Лоик Делахайе-Хьен

его и не использовали повсеместно, как в Dishonored. В основном им питали уличное освещение, и газ его быстро вытеснил.

В Dishonored китовый жир – не просто топливо. Это замена другому реальному открытию, электричеству, развитие которого прошло гораздо быстрее. Первая электрическая батарея, которую изобрел Алессандро Вольт в 1800 году, была массивной и громоздкой, тогда как первые баки с ворванью уже могли непрерывно питать световые стены во время эпидемии чумы. Эти баки за двадцать лет даже существенно уменьшились в размерах, чтобы механические солдаты Джиндоша смогли ожить. Что до проводных инструментов, с помощью которых можно взломать систему безопасности или автоматонов, они тогда были чем-то за гранью фантастики. Своего рода «викторианский взлом» можно увидеть в одном из главных произведений стимпанк-литературы: «Машине различий» Брюса Стерлинга и Уильяма Гибсона (того самого основателя киберпанка). Она основывается на работах Ады Лавлейс и представляет викторианскую Англию, которой управляют компьютеры на пару. Связь между китовым жиром и электричеством также навевает воспоминания о самом известном произведении Жюля Верна: «Двадцать тысяч лье под водой». Разрабатывая машины для «Необыкновенных путешествий», Верн стремился предвосхитить научный прогресс[126]. В случае с «Наутилусом» он придумал первую электрическую подводную лодку за несколько лет до ее реального изобретения. Электричество на судне вырабатывалось путем преобразования минералов с морского дна; море и здесь стало колыбелью человеческого прогресса.

Arkane переняла технологический прорыв викторианской Англии и выкрутила его до максимума, породив характерные городские пейзажи, где абсолютно все пронизано прогрессом. Это подражание стимпанковским фантазиям о Лондоне, блестящем от меди и пронизанном воздушными судами, но не копия атмосферы. Эти пейзажи свидетельствуют о важности таких людей, как Роузберроу и Соколов. Будь то лорд-регент, лоялисты или герцог Абеле, никто не станет сомневаться: империю создают – и разрушают – именно гении. Панк в бархате

А что насчет части про панк? Безусловно, Dishonored разрабатывалась в период расцвета стимпанка, но к тому времени жанр принял более бесхитростную форму: эстетика аристократической моды на шестеренки (особенно на высоких шляпах и аксессуарах вроде толстых медных очков, как у пилотов) теперь превыше политического послания, заложенного первыми произведениями. Однако машины не могут властвовать без многочисленной рабочей силы из тех, кто строит их и приводит в действие, а проблемы рабочего класса и стимпанк, по сути, неотделимы. С политической точки зрения, империи – что Островная, что Британская – сами по себе выглядят как внушительные машины, в которых каждый должен играть свою роль, как крошечный винтик.

Очерк «Рабочие и бедняки Лондона», к которому мы уже обращались при анализе Билли Лерк, тоже представляет собой одну из книг, заложивших основы стимпанка. Гибсон еще в «Нейроманте» поднимал вопрос о крайностях капитализма, а в «Машине различий» они с Брюсом Стерлингом показывают реальную классовую борьбу глазами одной из героинь, дочери лидера луддитов. Луддизм – реальное рабочее движение, выступавшее против использования машин в текстильной промышленности. Вот в чем заключался парадокс, привлекший внимание первых авторов стимпанка. Конечно, Викторианская эпоха олицетворяла технологический прогресс, но литературный интерес к ней порождали социальные потрясения, последовавшие за ним: монархию в пылу индустриализации и колонизации остального мира сотрясают пролетарские и анархистские настроения, движения за независимость и растущая угроза безопасности – особенно в Уайтчепеле, где действовал серийный убийца Джек-потрошитель.

Dishonored с гордостью несет политическое наследие стимпанка. Классовая борьба не обошла стороной ни один остров империи. В столице разразилась подпольная война между элитой и рабочим классом: лорд-регент истребляет неимущее население с помощью чумы и разделяет выживших под предлогом мер безопасности. Люди изолированы друг от друга, их уже и за людей-то не считают; трупы брошены на растерзание крысам в Затопленном квартале, не удостоившись даже прощальных почестей. Чтобы выжить, чужаки обращаются за помощью к тем формам власти, что способны дать силу и вес в этом мире: организованной преступности и черной магии. Чужой, похоже, особенно благоволит беспомощным и обессиленным героям – если не считать Эмили, у которой осталось много сторонников даже после переворота. Он полностью игнорирует попытки кровожадных аристократов Карнаки, Безглазых, связаться с ним. Поскольку государство не может контролировать Чужого, оно выставляет его как врага через религиозный институт – Аббатство обывателей. Смотрители, как и лорд-регент, подчиняют население страхом и расколом, подстрекают доносить на потенциальных культистов. С учетом такого политического контекста неудивительно, что Dishonored напоминает «V – значит вендетта». Они похожи тем, как герой противостоит высокопоставленным членам фашистского правительства, и архетипами, которые те в себе воплощают: верховный лидер, убивающий своих подданных, злобный священник и т. д.

В классовой борьбе Карнаки никто не возится с тайными заговорами или иллюзиями. Да, в Dishonored 2 мы тоже снова сталкиваемся с самодержавным правителем в условиях эпидемии, однако по сравнению с сюжетом первой части здесь есть одно большое «но»: о том, что в происходящем виноват герцог Абеле, на Серконосе знают все, тогда как участие лорда-регента в эпидемии чумы оставалось тайной. Халатность герцога – что в указах, что в скудном финансировании борьбы с трупными осами – во многом стала причиной разрастания гнезд и запустения целых зданий. О взаимной ненависти герцогской элиты и рабочего класса красноречиво говорит концепт-арт игры: Сергей Колесов поместил Абеле в самый центр картины под названием «Герцог»; на ней он восседает на своего рода паланкине, крытых носилках. Рядом с процессией свободно прогуливается серконец, одетый как аристократ. На переднем плане, в тени, лежит на земле рабочий с окровавленным ртом; над ним, гордо улыбаясь, возвышается охранник, нанесший удар, а второй охранник с хищным выражением лица держит несчастного на мушке. Носильщики (вероятно, того же социального статуса, что и рабочий) идут вперед, безучастные к происходящему. Есть «хорошие бедные» и «плохие бедные». В то время как часть населения, казалось бы, привыкла к классовому насилию, в районах, куда герцог не совался – например, в Пыльном квартале, – подавлять гнев все сложнее. Надписи «Смерть герцогу!» и «Заплати, что должен» красуются на развалинах шахтерского квартала. Столкнувшись с Парадной гвардией и смотрителями, банда Стенателей начинает войну за территорию и нападает на представителей среднего и высшего классов, которых ее члены считают паразитами. Название банды выбрано неслучайно: если общество глухо к голосу рабочих, что еще им остается? Стенать. Ни одна из сторон не гнушается насилия, и торговцам краденым остается лишь выбирать, кто будет вымогать деньги на этот раз: Стенатели или Серконская гвардия.

В основе этой классовой войны лежит вопрос пропитания. Трупные осы так размножились, потому что на финальном этапе жизни, превратившись в жуков, эти насекомые играют важную роль в сельском хозяйстве Серконоса. Рабочие