Энди Кесслер - Радикальный стартап: 12 правил бизнес-дарвинизма

Ознакомительный фрагмент

Тем не менее кое-кто все-таки приобрел чип Intel. Но 64-битная модель под номером 3101 оказалась слишком сложной и неудобной для использования в компьютере. И была в диковинку. А самым забавным было то, что, сколько бы этот чип ни стоил, он конкурировал с памятью на магнитных сердечниках. И все равно никто не обратил на него внимания.

В 1969 г. был выпущен 256-битный чип модели 1101, снова не вызвавший особого интереса. Некоторые разработчики использовали его для сдвиговых регистров в «мозгах» мейнфреймов, но и ему не удалось заменить память на магнитных сердечниках.

В 1972 г. на рынке появилось 1-килобитное динамическое ОЗУ модели 1103. За те же $40, плюс-минус, вы получали память на 1024 бит. Теперь каждый бит стоил около 4 центов. В том году модель 1103 стала самым продаваемым полупроводниковым устройством, и популярность его постоянно росла. Постепенно, пусть довольно медленно, он стал замещать память на магнитных сердечниках. До 1976 г. 95 % продаваемой памяти все еще составляла память на магнитных сердечниках. Но эти полупроводниковые чипы с динамическим ОЗУ совершили настоящий прорыв. Крупные неповоротливые компании, такие, как, например, IBM, не поспевали за новинками, зато маленькие компьютерные фирмы вроде Digital Equipment, Data General и Wang перешли на использование чипов с твердотельной памятью, получив возможность продавать дешевые компьютеры и завоевывать все более значительные сегменты рынка. Каждый раз, когда стоимость бита падала, спрос на чипы возрастал.

Будучи аналитиком на Уолл-стрит, я довольно рано разглядел эту тенденцию и кормился ею на протяжении 20 лет. Эластичный спрос, новые продукты, растущий рынок. Красота!

В моем iPhone, который обошелся мне в $500 без контракта, 16 гигабайт, или 128 гигабит (один байт равняется 8 битам), памяти. Понятное дело, не все деньги платятся за одну только память, но даже если бы это было так, один бит стоил бы 0,000000004 цента, а это значит, что за последние 40 лет он упал в цене в миллиард раз!

Можно посмотреть на ситуацию с другой стороны: в 1972 г. iPhone стоил бы как минимум $128 млрд, если бы его вообще можно было создать. Может, один экземпляр и удалось бы продать Пентагону. Но кто бы удосужился писать приложения для него? Зато теперь он стоит дешевле $500, и на сегодняшний момент продано более 70 млн штук. В ближайшем будущем рынок смартфонов составит $128 млрд, а то и все $256 млрд, и продано их будет миллиард штук, а не одна.

Вот это, если говорить в двух словах, и есть приумножение. Просто и понятно. Вы снижаете стоимость продукта и делаете его более распространенным, и так виток за витком. Вы продаете миллионы и миллиарды копий этого продукта. И всякий, кто его приобретает, приводит экономическое обоснование – продукт повышает его продуктивность, производительность. Можно послушать музыку в наушниках, вместо того чтобы приглашать на кухню для живого выступления Нью-Йоркский филармонический оркестр или AC/DC. Или послать электронное письмо, вместо того чтобы привязывать записочку к лапке почтового голубя. Или кликнуть на кнопку «Мне повезет!», вместо того чтобы доставать библиотекарей с просьбой поискать биографию Корнелиуса Вандербильта. Думаю, суть вы уловили.

Приумножение битов принесло несколько триллионов долларов. Можете проанализировать показатели рыночной капитализации всех технологических компаний от Intel и Microsoft до Google или любой другой – и вот он, триллион. Второй триллион появился благодаря более низким издержкам, которыми такие компании, как Wal-Mart, Morgan Stanley и Merck, могут похвастаться за счет того, что вычислительные возможности дешевеют с каждым годом.

Одноразовое падение стоимости нельзя относить к приумножению. Приумножением считается лишь снижение стоимости, продолжающееся десятилетие или несколько десятилетий. Это то, на чем можно выстроить целую экономику.

Свободные радикалы выявляют продукты, которые приумножаются из года в год.

Говорить о приумножении можно еще в категориях цифр. Есть ли у вашего товара 1000 потребителей? А 10 000? Это хороший показатель, но не приумножение.

Свободный радикал должен задаться вопросом: будет ли его продукт использоваться миллионом людей? Десятью миллионами? Миллиардом? Вот это уже настоящее приумножение. Именно этот вопрос я задаю себе каждый раз, когда знакомлюсь с новым продуктом, молодой компанией или новым направлением. Я отрешаюсь от сегодняшней стоимости продукта или количества имеющихся функций при цене, скажем, в $500 и просто мысленно прикидываю, как может выглядеть кривая, отражающая ее падение в течение какого-то обозримого времени.

Чтобы быть доступным для миллиарда людей, продукт, понятное дело, должен дешеветь. Не за одну ночь, но постепенно, возможно, на протяжении десятилетий. Поймите, ваш продукт должен дешеветь и становиться все доступнее для миллионов и миллиардов людей.

Не уверены? Будьте абсолютно уверены!

После окончания колледжа я в качестве инженера-электротехника устроился на работу в Bell Labs, исследовательское подразделение компании AT&T. В то время одним из условий работы в лабораториях «Матушки Белл» являлась степень магистра. Тогда AT&T выступала как регулируемая монополия и получала такие колоссальные доходы, что деньги, наверное, приходилось хранить в мешках. Долгое время телефоны можно было только арендовать у компании, но не покупать. Но так или иначе, компания (а точнее, американские налогоплательщики!) отправила меня в магистратуру. «Один год на кампусе» – так, кажется, она называлась. Фирма оплатила мое обучение и выделила стипендию в размере $1000 в месяц. На пиво и всякое такое.

Спустя год программа закрылась, и монополии пришел конец. В 1983 г. AT&T распалась на региональные телефонные компании, получившие прозвище «крошки Белл». Но работать там все равно было здорово. За все пять лет никто не поручил мне ни одного задания. Я проектировал чипы, программировал, тратил по миллиону долларов в год на совершенно ненужные компьютеры и прочее оборудование. Более того, я мог уйти на обед в одиннадцать и вернуться только после двух, ограничившись объяснением – «поздний обед».

Моя группа разработала известный модем Bell 212A, имеющий скорость 1200 бод – передающий 1200 битов в секунду. AT&T не торопилась совершенствовать этот модем и повышать его скорость до тех пор, пока однажды судья не решил, что все изобретения, профинансированные деньгами регулируемой монополии, могут использоваться другими американскими компаниями. Такие компании, как Hayes и US-Robotics, получили права на использование патентов AT&T и вышли на рынок, сбивая цены самой AT&T. Это не могло не выбить почву из-под ног AT&T. Что тут скажешь, конкуренция – сила. Но это и так давно известно.