Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота - Шульте Бриджид

Дания также считается одной из лучших стран для матерей (США занимают 25-е место){402} и имеет один из самых лучших показателей рождаемости в Европе{403}. Дания вообще признана одной из лучших стран для женщин, она входит в первую десятку согласно Индексу гендерного разрыва по версии Всемирного экономического форума (США занимают 22-е место){404}. Равноправие полов стало для датчан настолько важной темой, что в 1999 году в правительстве был назначен министр, курирующий только проблемы гендерного равенства. Этот министр вносит поправки в законодательство, которые касаются одинаковых возможностей найма на работу, оплаты труда, общественного положения, – он обязан делать все, чтобы женщины везде были равны мужчинам{405}. В Дании, в отличие от других европейских стран, отсутствуют формализованные квоты на трудоустройство женщин, но местное законодательство требует, чтобы во всех советах, комиссиях и учреждениях, финансируемых правительством, соблюдался принцип равного присутствия представителей обоих полов. При освобождении какой-либо должности законодательство предусматривает одинаковое количество кандидатов мужского и женского пола для ее замещения. Почти 40 % парламента – женщины. Дания также возглавляет список из пятнадцати стран, где в законодательном собрании страны присутствует больше всего женщин (в 2011 году в США этот показатель составлял 16,9 %, и они находились на 91-м месте в списке){406}. Дания – конституционная монархия во главе с всенародно любимой королевой Маргрете II. А в 2011 году на должность премьер-министра впервые была избрана женщина – Хелле Торнинг-Шмидт, мать двоих детей.

Линда Хаас, социолог из Индианского университета, посвятила научную жизнь попытке разобраться, почему в течение последних десятилетий XX века Швеция, Дания и Исландия настолько глубоко изменили взгляды на мужчин и женщин. Она объясняет это тем, что правительства этих северных стран стремились заполнить рынки рабочей силы за счет местного женского населения, а не иммигрантов, как это было в Америке. Их политика оказалась более социально ориентированной и нацеленной на достижение консенсуса. С 1920 года правительства этих стран тесно сотрудничают с негосударственными образовательными учреждениями, профсоюзами и политическими деятелями, которые изучают и вырабатывают предложения по улучшению семейной политики. «Такой осмысленный и прагматичный подход к социальной политике резко отличается от того, что мы видим в Соединенных Штатах», – говорит она.

Со временем новые политические решения стали приносить плоды. «Органы социального страхования в Швеции, ответственные за систему предоставления отпусков молодым родителям, например, сыграли важную роль в изменении общественного мнения насчет того, что отцы могут и должны ухаживать за детьми, – рассказывает Хаас. – И это делается очень наглядно: в каждой детской поликлинике, в каждом перинатальном центре вы увидите красивые плакаты с мужчинами атлетического телосложения, которые с нежностью и заботой обнимают малышей. Вы не сможете равнодушно пройти мимо и не запомнить это».

Я приехала в Данию, чтобы понять, почему у мам в этой стране так много свободного времени, и обнаружила, что провожу больше времени с отцами, которые очень активны в воспитании детей. Мне все говорили, что иначе здесь не бывает. На улицах Дании и Швеции я была поражена огромным количеством мужчин в деловых костюмах, везущих малышей в колясках. Я увидела отцов, путешествующих с детьми в поездах, автобусах и на велосипедах. Папы проводят выходные дни с детьми на детских площадках. Даже дорожные знаки на пешеходных переходах показывают изображения отцов, а не матерей, держащих за руки детей. И на гигантском рекламном плакате около популярного торгового центра – улыбающийся мужчина в зелено-розовом переднике и надпись: «Фартук делает тебя личностью».

Я общалась с Дженсом Бонке, экономистом Rockwool Foundation[57] из Копенгагена, который собирает и анализирует хронометрическую информацию, полученную в Дании. Он говорит, что в стране, которая живет по принципам гендерного равенства, у мужчин и женщин не только существует примерно одинаковое количество свободного времени, но они еще и движутся в направлении так называемой гендерной конвергенции. Бонке прогнозирует, что к 2023 году, если нынешние тенденции сохранятся, датчане и датчанки будут тратить одинаковое количество времени на выполнение домашних дел. А к 2033 году они будут проводить одинаковое время на работе{407}. «Это не так уж и долго, – говорит он, – в других странах гендерная конвергенция займет на 70–80 лет больше».

Если все дело во времени, то датчанки вплотную подошли к точке равновесия.

Но так же, как и в примитивных племенах, гендерная конвергенция в современном обществе требует «замещающих родителей». В Дании это осуществимо при поддержке государственной системы ухода за детьми{408}. Я общалась с семьей, в которой растет пятимесячная Матильда. Ее мать Камилла как раз сейчас должна выйти из отпуска по уходу за ребенком, а ее муж Йорген сразу взял такой же отпуск. Они нашли развивающий центр для детей в двух шагах от их квартиры, куда Матильда пойдет, когда ей исполнится девять месяцев. Я рассказала, что американцы не очень доверяют такому уходу за детьми и считают, что маме лучше оставаться дома. Камилла и Йорген озадаченно посмотрели на меня. «Даже если финансовое положение позволило бы кому-нибудь из нас сидеть дома с Матильдой, мы все равно отправили бы ее туда, потому что в таких центрах находятся 98 % детей, – говорит Йорген. – Педагоги очень хорошо подготовлены. И малыши там учатся общению друг с другом и взрослыми». Камилла, которая собирается вернуться к работе веб-мастера в частной компании, недоуменно хмурит брови: «Если родитель захочет остаться дома с ребенком, то люди могут спросить: а как ты собираешься развивать его дома весь день?»

Хорошо. Давайте здесь остановимся для небольшой проверки и посмотрим на реальность со всех точек зрения.

Дания занимает площадь более 40 тысяч квадратных километров – это чуть меньше, чем два штата Массачусетс. Ее население составляет 5,6 млн человек – это больше, чем в Лос-Анджелесе (3,8 млн), но меньше, чем в Нью-Йорке (8 млн). В отличие от США – страны, в которой живут представители всех рас и множества этнических групп{409}, – население Дании остается одним из самых однородных в мире. Почти 90 % датчан – потомки скандинавов, которые издревле населяли эту территорию. Но в то же время в страну в последние годы активно въезжали иммигранты: беженцы из Сомали, Ирака и Боснии, образовались достаточно крупные диаспоры переселенцев из Турции, Польши и Германии{410}. В Дании ни одна из политических партий не доминирует в парламенте с 1909 года, поэтому правительство вынуждено принимать законы на основе консенсуса и компромиссных решений, – в Дании это называется «объединенная демократия»{411}. Она далека от громкой, пропитанной деньгами и часто враждебной силовой политики в Америке, где две доминирующие партии сцепились друг с другом в смертельной схватке и продолжают борьбу уже более столетия, так и не найдя ответа на фундаментальный философский вопрос: «А что же должно делать правительство?» Психология датчан направлена на общественное благо. Американцы – ярые индивидуалисты. Дания не такая огромная, хаотичная и динамичная страна. Дания не военная, экономическая или гуманитарная сверхдержава.