Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота - Шульте Бриджид

Я хотела знать, почему так произошло. Почему образ жертвующей собой идеальной матери стал наиболее распространенным? Почему мы стараемся потратить все свое бесценное время на соответствие этому образу и всегда укоряем себя за то, что у нас это не получается? Почему матери-домохозяйки никогда не понимают и часто осуждают работающих матерей, а те приводят им свои контраргументы?

В отличие от семей былых времен, без средств контрацепции и лечения бесплодия, современные пары имеют меньше детей, рожают их позже, загодя планируя их появление, и тратят на них гораздо больше сил и средств. «В маленькой семье каждый ребенок приобретает особую ценность, – говорит Мелисса Милки, социолог из Университета Мэриленда, – поэтому родители готовы делать для своих детей все. Они очень беспокоятся о них и стараются больше ухаживать. Отсюда гиперопека».

Милки объясняет, что образ идеальной матери в принципе недостижим: «Но мы еще никогда не наблюдали такой громадный разрыв в восприятии того, какой должна быть идеальная мать и какие мы на самом деле».

Образ идеальной матери стал настолько сильным, что даже исследователи, занимающиеся изучением этого феномена, не смогли ничего ему противопоставить. Социальный психолог Карин Рубинштейн с горечью рассказывает в книге The Sacrificial Mother («Самоотверженная мама»), что она разыскала настоящего ученого, чтобы ее ребенок-третьеклассник смог проинтервьюировать его для школьного проекта. Ребекка Дин, заведующая кафедрой политологии Техасского университета в Арлингтоне, часами пекла печенье для школы, работала в родительском комитете и занималась организацией внеклассных мероприятий. На вопрос мужа, зачем она все это делает, Ребекка ответила: «Потому что очень важно, чтобы учителя заметили, что я нормальная мать, а не как те, которые ничего не хотят делать».

Дин и ее коллега, социолог Энн Шелтон, выяснили, что образ «нормальной» матери, не требующей в отношениях с детьми помощи мужа, няни, да и вообще кого бы то ни было, уже стал обязательным. Они заметили эту интересную особенность при изучении различных школьных сообществ. Оказалось, что работающие матери стремятся вписаться в образ «нормальных», проводящих все время с детьми, действуя как хамелеоны. Они соответствующим образом одеваются – носят спортивные костюмы, повседневную одежду или джинсы. Никто не рассказывает о гибком графике или сложностях, связанных с поездками на родительские собрания во время рабочего дня. Иногда работающую мать можно определить только по корпоративному адресу электронной почты. «Эти женщины хотят быть заботливыми матерями, – говорит Шелтон, которая сама призналась в таком же подходе, – в результате у них не остается свободного времени ни на что другое».

Оставшись на день в обществе Граф, я была просто поражена ее спокойствием. Я даже несколько раз испытала чувство вины из-за того, что я, работающая мать, не могу уделять столько времени детям, сколько она своим. Я спросила Карен, не в том ли причина ее спокойствия, что она практически соответствует образу идеальной матери. Граф в ответ отрицательно покачала головой: «Работающие матери, как вы, ощущают чувство вины и беспокойства: “Достаточно ли я хорошая мать?”, “Достаточно ли я провожу времени со своими детьми?” А мы, домашние наседки, тоже задаем себе вопросы: “А все ли я успела сделать?”, “Правильно ли я сделала?”, “Может быть, мне стоит пойти на работу?”, “И зачем я столько училась?” Мы все мучим себя». Получается, что все мы, независимо от того, работаем мы или сидим дома, иногда испытываем чувство вины, а иногда стараемся чем-то компенсировать тот образ жизни, от которого когда-то отказались.

Я снова встретилась с ней спустя несколько месяцев. К тому времени Граф не только получила место в попечительском совете школы, но и стала его председателем. Мы сидели с ней в кухне и пили чай – редкая возможность при нашей занятости. Она только что привезла детей с вечеринки. Муж Граф уехал в Индию по делам, а ее мать, Джанет Вуд, приехала из Питтсбурга, чтобы присматривать за детьми, пока Граф проводит совещания в школе. Граф говорит своей маме:

– Чувствую, что ты смотришь на меня, как будто я сошла с ума.

Вуд, спокойная женщина семидесяти одного года, смотрит на дочь озадаченно.

– Быть матерью в наши дни не очень-то просто, – продолжает Граф. – Я чувствую, что должна многому научить детей. Есть столько всего интересного, чем бы они могли заняться. Проблема выбора – та еще задача. Я очень беспокоюсь по поводу колледжа. Кажется, люди паникуют, потому что не могут больше вывести для себя формулу успеха.

Вуд качает головой.

– Я не думаю о тебе как о сумасшедшей. Ты замечательная. Я всегда называю тебя лучшей мамой в мире. Но я сама никогда не испытывала такого давления, – говорит она.

Вуд рассказывает, что пару поколений назад матерям жилось легче. В начале 70-х годов прошлого века большинство женщин, которых она знала, сидели дома и воспитывали детей, точно так же как и сама Вуд ушла из школы, где работала учительницей, чтобы ухаживать за новорожденной дочкой. Женщины редко задумывались о правильности своего выбора. Так было принято – и точка.

– Когда ты была совсем крошечной, папа купил тебе калейдоскоп с разноцветными стеклышками, для того чтобы ты лучше развивалась, – вспоминает Вуд. Она отдала Граф и ее сестру на занятия в несколько кружков, но лишь для удовольствия и общего развития, а не для того чтобы их будущее зависело от того, насколько успешно они там занимались.

– Вот этим мы и отличаемся, – отвечает ей Граф, – мы принимаем все эти занятия всерьез. Мальчишки не могут просто так играть в баскетбол, они обязательно должны выигрывать. Конечно, когда вырастут. Но нашим лишь семь и девять. Каждые выходные они просто перегружены спортивными занятиями. А еще движение скаутов, дни рождения, учеба. Все это достаточно серьезно.

Мать кивает ей в ответ. Граф с сестрой росли в Калифорнии. Они с детства спокойно отправлялись гулять по соседним улицам и ближайшему парку. Но даже их свобода не могла сравниться с той, которая была у самой Вуд, когда она была маленькой. Вуд говорит:

– Мы жили почти у подножия горы. Мы брали с собой бутерброды, гуляли по лесу, играли у ручья, забирались в Пещеру мертвеца, и никто даже не думал беспокоиться. Мне кажется, это позор, что дети не могут так жить сейчас.

Мне стало понятно, что культ всепоглощающего материнства основан на чувстве вины, страхе и двойных стандартах. Начнем с чувства вины. Почему так много работающих матерей, три четверти от общего числа, думают, что они не проводят достаточно времени с детьми? Возможно, потому что окружающие постоянно это им говорят. Я много читала, что они «бросают своих детей», «оставляют на попечение воспитателей» или, как писал один консервативный журналист, «относятся к ним как к домашним животным»{305}. Сьюзен Чира[46] написала в 1998 году книгу A Mother’s Place («Место матери»), где она привела примеры броских газетных заголовков, которые только укрепили такое восприятие в обществе: «Миф о хорошо проведенном времени – как мы обманываем своих детей», «Может ли ваша карьера повредить детям?», «Дети после уроков: головная боль работающих родителей»{306}. В 1999 году Билл Клинтон выступил с речью, где посетовал, что родители проводят с детьми на двадцать два часа в неделю меньше, чем это делало предыдущее поколение в 60-х годах ХХ века{307}. А несколькими годами ранее консервативный фонд «Наследие» опубликовал статью, где говорилось, что «самой большой бедой детей стала нехватка времени и внимания со стороны родителей»{308}.

Но если исследования показывают, что это совсем не так и матери на самом деле проводят все больше и больше времени с детьми, причем достаточно насыщенно, то почему столько людей верит в эти сказки?