Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Бернс Грегори

С диапазоном представленности психотических симптомов среди широких слоев населения вполне согласуется и отмечаемое воздействие медицинских препаратов на истовость религиозных или духовных убеждений. Блокаторы дофамина их ослабляют, ингибиторы глутаматных NMDA и серотониновых рецепторов усиливают. Это означает, что склонность к делюзиям не данность, а континуум{128}, из чего в свою очередь следуют два глобальных вывода. Во-первых, даже если у больного выявлена шизофрения или какое-то из диагностически схожих с ней расстройств, такой факт не обязательно предполагает пожизненный приговор. Как и многие хронические заболевания, шизофрения может обостряться и утихать, вмещая между обострениями периоды относительной нормальности. Разумеется, для этого необходимо держать болезнь под строгим контролем, в том числе и медикаментозным, как сердечную недостаточность или диабет. Во-вторых, если психические заболевания – это континуум, получается, что немалая доля населения, как минимум 28 %, обитает в сумеречной зоне странных убеждений.

Такое положение позволяет нам заключить, что наши взаимоотношения с действительностью определяются – по крайней мере внешне – нашим окружением (и его представлениями о нашей психической адекватности). Чтобы описывать совместно переживаемые события и обсуждать их, необходимо хотя бы в каком-то приближении договориться насчет общепринятых основных правил. В математике их называют аксиомами – истинами, которые считаются очевидными и не подлежат доказательству. Выше мы говорили о том, как эти основополагающие правила, или базисные функции, закладываются историями, которые мы слышим в детстве.

Воздействие других людей на наше восприятие мира невозможно отрицать, однако этот мир состоит не только из других людей, он включает и нас самих. Хватает ли у кого-то смелости открыться перед окружающими целиком и полностью, делясь с ними своим подлинным представлением о себе? Не вполне. Если бы мы и вправду выбалтывали всё, что приходит в голову, очень скоро записали бы друг друга в сумасшедшие. Загляните в себя поглубже – там, возможно, воздвигается настолько высоченный пьедестал, что психиатр заподозрил бы у вас манию величия или проявления нарциссизма в крайней степени. А может быть, наоборот, там скрывается лютая ненависть к себе. Или, что еще вероятнее, там найдется и то и другое – в вечном неослабевающем конфликте. Только неимоверными усилиями лобных долей мы не выплескиваем все это на окружающих. Именно поэтому срабатывают блокаторы дофамина: они помогают нам удержать джинна (или демонов) в бутылке. Никому нет дела до того, что вы считаете себя воплощением Христа, пока вы не начинаете откровенничать об этом с окружающими.

Это осознание может помочь нам освободиться. В третьей части этой книги мы будем говорить о способах изменения нашего личного нарратива. Если признать, что нарративы не более чем вымысел, перед вами развернется широкая палитра альтернативных историй. О диапазоне того, что люди рассказывают сами себе, можно судить по иллюзиям больных шизофренией, – конечно, их зачастую не принимает общество, но это предсказуемо, когда наши представления расходятся с представлениями большинства. Противопоставляющий себя остальным делает это на свой страх и риск – однако, как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Наградой для человека может быть просто удовлетворение от того, что он остался верен себе и не оглядывался на мнение окружающих. Предприниматель может добиться и вполне материального вознаграждения в виде финансового успеха, но для этого ему придется убедить в своем ви́дении множество других людей{129}. Общество в целом тоже выигрывает, обретая многоликость, разносторонность и богатое разнообразие взглядов. Альтернатива – навязанное единообразие – это тупик, отсекающий путь к любым нововведениям. Поэтому, проникаясь духом разнообразия, давайте посмотрим, как освободиться от некоторых шаблонов и базисных функций, живущих в нашем мозге с детства, и начать творить свое новое «я».

Часть III

Будущее «Я»

Глава 14

Повести мозга

Великая книга – та, с которой вы пройдете через множество душевных испытаний и под конец почувствуете себя слегка изнуренным. Потому что, читая, вы проживаете несколько жизней.

УИЛЬЯМ СТАЙРОН, ИЗ «БЕСЕД С УИЛЬЯМОМ СТАЙРОНОМ»[14]

Все это время я доказываю, что «я» как непрерывный, цельный нарратив – это фикция. Или, если совсем безжалостно, иллюзия. Мелкие ее подробности будут отличаться у разных людей, но основные шаблоны в основном одни и те же, а наполнение их, скорее всего, впитано нашим мозгом откуда-то извне. Вы можете возразить, что это уже чересчур. Все-таки нельзя сказать, что наш личный нарратив вымышлен целиком и полностью. В нем отражены события, которые могут подтвердить и другие люди. Наверное, вернее будет сравнить его с исторической прозой – повествованием, основанным на реальных событиях.

И как положено героям исторического романа, на протяжении этого повествования мы встаем перед выбором, определяющим нашу дальнейшую судьбу. До сих пор я преподносил впитывание чужих идей и представлений как довольно пассивный процесс, тогда как в действительности мы все же в какой-то мере выбираем сами, кого слушать, какие книги читать и какие соцсети и СМИ просматривать. «Человек есть то, что он ест» – к потреблению информации это тоже относится. И теперь, в последней части этой книги, мы посмотрим, насколько мы способны активно менять свое «я», выбирая, что впитывать. Если истории формируют наше прошлое «я», они с таким же успехом могут изменить наше будущее «я».

Для этого нам сперва нужно будет разобраться, как же, собственно, истории меняют наш мозг. Нейронаука, пробираясь все глубже в его недра, ищет объяснения конструктам, которые прежде считались социальными, то есть мыслились как культурная начинка, создающая ощущение общности между нами. До недавнего времени культура виделась чем-то коллективным, принадлежащим большим группам, но ведь носителями культуры выступают отдельные люди, а значит, где-то в нашем сознании – и в конечном итоге в мозге – должны обнаруживаться ее отпечатки. Немалую часть этих отпечатков составляют истории.

Подразумевается, что все когда-либо пережитое человеком – в реальности, в интернете, в книге – так или иначе трансформирует мозг. Сейчас эта идея кажется набившим оскомину штампом, однако если взять, например, чтение, то большинство людей и в самом деле вполне могут назвать конкретную книгу (как правило, прочитанную в подростковый период), которая изменила их образ мыслей. Стивен Кинг признавал такой «Повелителя мух» Уильяма Голдинга, подвернувшуюся ему в двенадцать. «Впервые мне попалась книга с руками, – писал он. – С сильными руками, которые тянулись ко мне со страниц и хватали за горло»[15]{130}. Можно не сомневаться, что это он не для красного словца: в произведениях Кинга масса отсылок к «Повелителю мух», предполагающих заложенную у детей потенциальную склонность как к добру, так и к злу.

Влияние книги – это результат взаимодействия между ее материалом и психическим состоянием читателя. Вот технические факты: большинство взрослых читает от 200 до 300 слов в минуту, а значит, на книгу среднего объема – около 80 000 слов – у них должно уйти от 4 до 7 часов. Если вы дочитали до этих строк, моя книга, надо полагать, вас увлекла (хотя, может быть, вы были вынуждены дочитывать ее по заданию, тогда сочувствую). В любом случае вы наверняка прочитали (или прослушали) за свою жизнь сотни, а то и тысячи книг. Если мы с вами похожи как читатели, вам тоже трудновато бывает помнить большинство из них в подробностях. И тем не менее каждая книга на моих полках представляет собой физический артефакт, объединяющий в себе ее содержимое и пережитое мной в процессе чтения. При взгляде на книгу я вспоминаю не только о чем она, но и, что важнее, обстоятельства, при которых я ее читал.