Без дна. Зависимости и как их победить - Джудит Гризел

– я решительно не понимала. Но так или иначе, когда я подсела к отцу в машину, то была лишь слегка подогретой, лелеяла слабую надежду, что это не слишком бросается в глаза. Спустя несколько минут мы припарковались у крошечного суши-ресторана. Место выбрала я: такое заведеньице с баром и парой-другой столиков. Я не чувствовала себя в опасности, но и не ожидала многого. Поэтому отец совершенно застал меня врасплох, когда объявил, что хотел бы, чтобы я была счастливой. Пожалуй, именно этого я меньше всего ожидала от него услышать; раньше он мог желать, чтобы я вернулась в колледж, сидела прямо, рассчиталась с долгами, заботилась о зубах… Но… счастье? Откуда взялся этот отец? (До сих пор папа хитро отнекивается от того разговора, и никто ничего подобного от него не слыхивал.) Но вот мой папа просто говорит мне, что хочет, чтобы я была счастлива… стены обрушились, подпорки надломились, плотину прорвало: я попросту разрыдалась прямо в мисо-суп. Мне вдруг стало абсолютно ясно, насколько страшно я несчастна! Да, я жила как мне вздумается, отказалась от любых рамок и обязательств, постоянно с кем-то тусила, но странным образом все это не приносило мне никакой радости и удовлетворения. Оказалось, что моя жизнь горька настолько, что даже весь мой огромный опыт показной бравады не помог мне выжать из себя даже самой ничтожной капельки моего привычного высокомерия; во мне были лишь рыдания, и папа вместе со всеми официантами, метрдотелем, посетителями и, наверное, даже японцем суши-мастером на кухне лицезрели, как я бесславно расклеилась. Впервые попав в медицинский центр, я не понимала и не принимала происходящего. Я кричала, что понятия не имела, на что я подписалась (странное дело: мне тогда представлялось, что будет что-то вроде спа-салона), меня не предупреждали – короче, как обычно, пыталась съехать. Взрослый человек характеризуется, в первую очередь, умением посмотреть на вещи под разным углом, в том числе и не только под своим собственным; подробно меня осмотрев, изучив анамнез и посовещавшись, тамошние врачи заявили, что мне бы скорее подошла детская реабилитационная программа. Не сомневаюсь: они были абсолютно правы. Родители поступили совершенно верно, составив мне компанию в Миннесоту: окажись по пути кто-нибудь или что-нибудь мне привычное, уверена, слиняла бы в самоволку, так и не узнав, сколь многими гранями обладало мое саморазрушение. Однако я благополучно добралась и провела сперва двадцать восемь дней в лечебном, а затем еще три месяца в восстановительном женском центре социальной адаптации, метко названном «Долиной прогресса». Добро пожаловать в реальность, которая, что называется, больно бьет ключом: рядом громыхала федеральная автострада, а местечко было бывшим женским монастырем, битком набитым инфантильными паршивками вроде меня, так что устав здесь распространялся на вообще все – от времени сна до места для чайного блюдца.

Тем не менее именно там ко мне пришло осознание, что мои интуитивные представления об алкоголе и наркотиках прямо противоположны действительности. Они не помогали решить жизненные проблемы, а, наоборот, лишали всяческих перспектив таковое решение отыскать, пока от жизни не оставалась лишь горстка жалких ошметков. Я хотела покоя, но заработала болезнь; желала веселья, но жила в постоянном страхе; жаждала свободы, но попала в рабство. Всего каких-то десять лет – и мои утешительные друзья меня полностью предали, вынудили ютиться в глубоко одиноком, непригодном для жизни ущелье. Наркотики последовательно разрушали мою жизнь, а я в это время добывала и ставила себе очередную дозу, потом отрубалась, потом – по новой.

К двадцать третьему дню рождения я уже успела забыть, когда последний раз провела хотя бы день без рюмки, таблетки, укола или косяка. Веселье и возбуждение были далеко в прошлом, но в голове у меня просто не укладывалось, что я больна и что для излечения потребуется ломка длиной во всю жизнь. Теперь я понимаю, что наркотики предлагали лишь краткий миг облегчения, отчего казались более привлекательным вариантом, чем перспектива сурового, трезвого выхода в реальный мир, каким бы он ни был. Но выяснилось, что медленно умерщвлять себя изо дня в день невыносимо больно. Наконец, я достигла тупика, в котором чувствовала, что у меня не осталось сил жить ни на веществах, изменяющих сознание, ни без них. Такая безрадостная картина описывает ситуацию, в которой оказываются большинство или даже все зависимые, и помогает понять, почему совсем немногие могут выбраться из этого болота. Мало того что они изнурены, вдобавок им кажется, что цена абстиненции слишком высока: если не будет наркотиков, зачем жить?

В конечном итоге было два фактора, мотивировавших меня выздоравливать. Сначала мне стало немножко любопытно, каково это – пожить в практически неведомом мне мире под названием «трезвость». Я столь долго влачила существование на самом дне, что представлялось как минимум занятным оказаться где-нибудь еще. Я считала себя смелой (ведь я повидала и полоумных барыг со стволами, и облавы наркополиции), так что, оперевшись на смелость одной рукой, а другой – на любопытство, я таки решила: «А попробую-ка пожить без наркоты». Я дала себе слово, что если на чистую окажусь столь же жалкой, как и обдолбавшись, то просто снова буду употреблять. Я представляла, что с подобными переменами на какое-то время моя жизнь обратится в сплошную хренотень, я установила себе конкретную дату, когда следовало предварительно оценить результаты. Короче говоря, я подготовила себе аварийный выход.

Вторым же мотивирующим фактором было стремление излечиться. Сейчас я просто поражаюсь такой самонадеянности. Вместе с тем мне кажется, что некоторые мои качества, стимулировавшие развитие зависимости, после помогли мне преуспеть в науке. Неуемное любопытство, готовность идти на риск и безграничное упорство – словом, рядом со мной цепной бульдог покажется тихоней – все это, по-видимому, внесло свою лепту в мои успехи в области нейрофизиологии.

Поиск и накопление информации о наркотических веществах, аддикциях и работе мозга больше, чем что бы то ни было, взрастили во мне сострадание к оказавшимся, подобно мне тогда, в отчаянно безнадежном положении. Приобретенное понимание помогло оставаться чистой – я стала осознанно выбирать, что для меня лучше. Надеюсь, что, подробно описав в этой книге немилосердное безумие вредных привычек, чреватых не только безрадостным, но и смертельным исходом, я помогу кому-то, ищущему путь к освобождению.

Глава 1

Пища для ума

Мудрость не скажет того, что противно бывает природе.

Ювенал, римский поэт, 60–130 гг.

Почему, желая излечиться от зависимости, я решила стать нейрофизиологом, а не обычным врачом, психотерапевтом или каким-нибудь шаманом-гуру, излечившим бы себя всевозможным самосовершенствованием? Подобно