Как сбылись мечты - Ирина Вениаминовна Петрова

всегда мог – так часто у него отбирали силы, а отдавала, дарила безвозмездно только она. Только она не обвиняла его в том, какой он, но всегда говорила правду, и он наконец понял, как много она сделала для него, вот так стремительно ворвавшись в его жизнь, поломав стереотипы, привычные рамки и представления о том, как должно быть, как он привык, чтобы было. И радовался тому, чему она его учила.

Он хотел ей дарить цветы, видеть, как она по-детски непосредственно распахивает глаза, увидев простые ромашки, за которыми он ездил на Разлив. Уже узнав вкус ее губ, не мог целовать другие, не мог забыть, как искрится в зеленой бездонной глубине страсть, при виде охапки алых роз.

Она заметила, что он волнуется, она волновалась сама – почему он не встретил, не обнял. Раскрыться сейчас – другого шанса не будет. Или будет? Будет. Надо открыть для него все двери – темные и светлые, он поймет, он родной. Он принимает ее такой, какая она есть. И в светлом – ее желания мира и добра, дарить радость, знания, нести свет, развеивать боль и муку, открывать чистоту, рассказывая о том, что боль преодолима, надо только идти. И в темном – желания быть страстной и необузданной, яркой, заводить без слов, одним взглядом, одним касанием и держать в напряжении, властвовать и тут же сдаваться ему, ему одному, тому, кто завоевал ее так легко и так сложно. Кричи для меня, смейся, делай все, что хочешь, – я хочу видеть твои эмоции. Да, возьми, пожалуйста, это все тебе. Только с тобой мне не страшно признаваться в своих желаниях, я знаю, ты все сделаешь, чтобы мне было хорошо, обнимаю тебя, как самое ценное, что есть, не отпуская ни на секунду.

Они стояли так целую минуту и смотрели друг на друга, ни говоря ни слова. Оля держалась за дверь, словно это была ее опора в ту минуту, но всем сердцем готова была шагнуть к нему. И он сделал то, что она так долго ждала. Сергей резко наклонился вперед, обнял Олю за талию, приподнял, крепко прижав к себе, и выдохнул в ее волосы: «Я люблю тебя».

В широкой полосе света в коридоре, улыбаясь им и своим воспоминаниям, стояла Олина мама.

– Оля, ты говорила, что танцуешь…

Оля обернулась – Сергей так неожиданно появился в их офисном кафе, обычно он обедал в других местах. Строго говоря, Ольга плохо знала, как он проводит свой обед, он часто выезжал в это время на встречи. Они уже виделись утром на совещании, но отчего-то сейчас его голос показался таким долгожданным и родным. Оля уже не удивлялась тому, что почти любые слова, произнесенные его приглушенным баритоном, заставляли ее внутренне дрожать. И хотя она научилась быстро собираться, реагировала не сразу. И когда она, обернувшись, привычно быстро посмотрела в его глаза, прежде чем ответить, увидела в них невысказанную просьбу-призыв – осмелишься на такой шаг. Вокруг сновали знакомые и незнакомые люди, и она, улыбнувшись только глазами, опустила ресницы в знак согласия. Сергей, вплотную приблизившись к стойке, рядом с которой устроилась Ольга, удивленно поднял брови, и подошел так близко, что закрыл ее от большинства сидящих в общем зале. Она успела прошептать «да», когда он быстро спросил:

– Когда?

Стало волнительно и очень легко – Оля давно не танцевала вообще ничего, казалось бы, нужно повторить движения и подобрать подходящую музыку. Подходящую к чему? К ее настроению? Если танцевать для него, то она была настроена на него всегда… Теперь Оля без смущения признавала это.

– Сегодня. Приезжай, – шепнула она и быстро отошла.

Сергей, почти не понимая, что только что произошло, удержался, чтобы не смотреть слишком долго ей вслед и попросил двойной эспрессо.

В дверь легко постучали.

– Войдите, не поднимая головы, ответил Сергей.

– Ты принимаешь всех? – Оля улыбалась.

– Тебя без очереди – ты знаешь это.

Он поднялся из-за стола ей навстречу. Оля почти подлетела к нему, обогнув массивный стол, взяла его руку и вложила в нее ключи.

– Приезжай сегодня.

Опустила глаза и почти выбежала из кабинета. Сергей от души улыбался и не торопился вернуться к работе. Только она могла вести себя одновременно как несмышленая девчушка и умудренная жизнью старица, совершенно не заботясь о том, как ее поведение влияет на мысли и поступки других по отношению к ней. Она стала свободнее – Сергей заметил это одним из первых, и когда он сказал об этом самой Ольге, то услышал, что она хотела именно этого. Он вспомнил, как она объявила этот период в своей жизни днями независимости. Тогда он удивился нехарактерной для нее взбалмошности, но по прошествии нескольких месяцев понял, что это было не обычным женским капризом, а некоторой новой ступенью к ее женскому самоопределению. И ему это не просто нравилось. Она стала проще, более открытой и в то же время уверенной и способной полностью опираться только на себя. Если раньше основной по отношению к ней была потребность заботиться, то сейчас он ощущал в себе растущие уважение и восхищение женственностью и желание быть согретым тем тихим светом, которым она по его ощущениям наполнялась. Металл ключей не холодил руку, приятная тяжесть напомнила о том, что она первая сделала этот важный для них обоих шаг – отдала ключи от своей квартиры.

Оля даже не паниковала – все пришло само. Она вспомнила, что всегда мечтала танцевать под чудесную песню Сары Брайтман и Фернандо Лима «Страсть». И время пришло. Танцевать для него – это новый шаг к счастью. Она верила, что музыка ей подскажет. «Самая лучшая музыка рождается между мужчиной и женщиной…»

Было непривычно открывать дверь ее квартиры и чувствовать себя при этом абсолютно естественно. Сергей удивлялся тому, как просто все происходило. Он уже однажды бывал здесь, но как гость, а сейчас смутное, но успокаивающее чувство дома приближалось к нему. В прихожей не было света, и он не найдя сразу включатель, двигался почти на ощупь. Где же она? И вдруг зазвучали первые знакомые аккорды.

В квартире не было темно – огни большого города щедро дарили свой свет тихим квартирам и их жильцам, когда те хотели, чтобы им ничто не мешало мечтать. Она стояла в этом свете спиной к нему. Зазвучал мягкий женский голос, и она начала двигаться. Она бы не осмелилась на прозрачное платье – он не ошибся, но вечерний город оставлял так мало свободы для его воображения – он видел каждый изгиб.

Она спала в соседней комнате. Теперь так близко. И это казалось еще более нереальным, чем когда