Двадцать кубов счастья - Дамер Кит

удивление, табак показался мне очень приятным и вкусным (у героиновых наркоманов сигарета сразу после инъекции была своеобразным ритуалом). Потом я встал, и Кот начал расспрашивать меня о самочувствии. Я сказал, что все хорошо, и он предложил сходить на остановку и встретить их общую с Артемом подружку, которую они вместе трахали.

Как только мы вышли из-за деревьев, у меня закружилась голова, и в глаза ударил яркий свет, который на мгновенье ослепил.

– Ебаааать, – произнес я, и медленно сел на корточки.

Это был приход – сильное наркотическое опьянение, которое длится несколько секунд. Кот, увидев мое состояние, подбежал и, взяв меня за руку, тоже присел.

– Ты чего, Спартак? Все нормально? Ты чеее меня так пугаешь?

– Да все нормально. Ты иди, а я к Артему лучше вернусь. Мы вас подождем, – успокоил я его.

– Ты дойдешь? Точно дойдешь? – спросил он.

– Да Стас, иди, все нормально. Уже лучше. По ходу приход задержался.

Так впервые и я совершил опиумный грех, пополнив список начинающих торчков. Естественно, после этого обстоятельства я обещал себе, что больше не буду повторять и всячески доказывал, что этот вид наркотика не мой, что лучше я буду курить дурь.

И действительно, этот акт действия был единичным, потому что я не искал встречи с Котом и, в общем-то, не общался ни с кем, кто мог бы вновь склонить меня к этой гадости. Но надолго ли? Этот грязный эпизод был благополучно мною забыт, что позволило мне и дальше успешно заниматься делами с мамой и в полной готовности ожидать начальной сессии, которая закончилась в октябре двумя зачетами по информатике и основам анатомии. Первая масштабная сессия была назначена на январь следующего года. Впереди было два месяца для изучения заданной литературы и подготовки к уже полноценному обучению на первом курсе.

БИЗНЕС

Шли дни, а я все никак не мог заставить себя взяться за учебники. Наверное, потому, что еще цеплялся за остатки свободного времени, хотя до поля битвы в аудиториях оставалось совсем немного времени. Не скажу, что нас жестоко подгрузили, но к зимней сессии нужно было готовиться основательно. В такие моменты и начинается война миров: между необходимостью и академической прокрастинацией.

Смольный разгадывал сканворды, мама работала, а я бездельничал и все никак не решался устроиться на работу. В сущности, я ничего не умел делать и никакому ремеслу не обучился. Помню, как мама мечтала, что я пойду в медицинский колледж, отучусь на фельдшера, построю карьеру в медицинской сфере, буду знать, как бороться с болячками и навсегда избавлюсь от последствий послеоперационного недуга, из-за которого мне в свое время пришлось немало проторчать в больничных стенах. Но медицина меня не интересовала, поваром я быть не хотел, хотя кулинария навсегда останется моей страстью. Я витал в облаках и фантазировал, как буду принимать в своем кабинете пациентов и решать их проблемы. Буду работать с людьми, заниматься интеллектуальной деятельностью, а не колоть иголки в дряблые задницы и возиться с куриными тушками. Все это было не мое.

На этой почве как-то возникло одно интересное обстоятельство. Возомнив себя крутым специалистом в области педагогики, потому как с детьми я умел сходиться и имел организаторские способности, я попытался устроиться педагогом дополнительного образования в один из местных детских центров творчества. На самом деле, мое вдохновение и решительность возникли благодаря Герману, который в свое время успел поработать в подобном учреждении. Он организовывал досуг для детей и проводил с ними различные мероприятия. Однажды, в качестве консультанта, он пригласил меня на кастинг участников для постановки новогоднего спектакля. Это событие и придало мне уверенности в своих способностях.

Я обзвонил местные детские центры, нашел в одном из них свободную вакансию и устремился на собеседование. Меня встретили две женщины, и внимательно выслушав презентацию дилетанта, дали понять, мол, мальчик, поправь свои штанишки и возвращайся хоть с каким-то багажом практики. В конце концов, что я мог им предложить, не имея ни опыта, ни образования? Я был раздавлен: денег нет, я ничего не умею делать, кроме как мечтать, трепаться и мутить всякого рода нереспектабельные движения. Что делать, куда идти? Мне было непонятно. И, погрузившись в одинокое ожидание сессии, поглощенный унынием и бездействием, я стал постепенно уходить в себя. В такие моменты начинаешь строить иллюзии, надеяться на случай или ждать хороших времен. И, как ни странно, я дождался своего случая, однажды встретив Родиона во время прогулки под моросящим осенним дождем.

Познакомились мы с Редом при забавных обстоятельствах еще в десятом классе, когда он перевелся в местную школу после переезда из другого города, а я только вернулся в школу после домашнего обучения. Тогда новичок подружился с моим приятелем Ромой, но их товарищеский союз спустя пару месяцев развалился на почве каких-то трений. Расклад был такой: у друзей возникла стычка, где Родион хорошенько влепил Роме в пятак. Узнав о случившемся, я возмутился и готов был наказать обидчика.

– Да он не прав, Рома! Пацан просто охренел! – говорил я.

– Он считает по-другому, и другие пацаны его тоже поддерживают, – объяснял мне Рома, чувствуя, что я готов разнести противника. – Я поэтому и не смог ничего сделать.

– Ладно, давай сейчас решим этот вопрос. Где этот урод? – настроился я на атаку. – Прямо сейчас пойдем к нему, и я ему все объясню.

– Он в красно-белом доме, около муравейника. Ну, возле той длинной девятиэтажки. Наверно, как обычно, в подъезде зависает, – с нарастающей храбростью говорил Рома, чувствуя, что предстоит реванш, и есть возможность смыть темное пятно со своей репутации.

– Пошли, поговорим, – сказал я, и мы двинули на разборки.

Родион был чуть выше меня, на лицо смуглый, по поведению осторожный, а по разговору рассудительный. Ни агрессии, ни понтов. Он спокойно ответил на все мои вопросы и разъяснил, в чем истинная причина конфликта, после чего я лишь пожал ему руку и мы ушли. Рома действительно был не прав, и по дороге домой я уже не слушал его оправданий. Со временем мы перестали с ним общаться, а через два года вымерла вся его семья: мать, дед и бабушка. Остался только дядя. Так сложилась его судьба. Жаль парня. Человеком он был хорошим.

Через две недели после встречи в подъезде, мы с Редом уже покуривали дурь и блуждали по улицам своего района, гуляя то в одних дворах, то в других. Он мало кого знал и не стремился заводить дружбу с кем попало, но мы нашли общие интересы и, в конце концов, сдружились. Жил он в особняке недалеко от города, в поселке городского типа, но это не мешало ему каждый день садиться на единственный маршрут