К черту тревожность. Как не стать «лягушкой в кипятке» и справиться с паническими атаками и депрессией - Марина Иннорта

хаотичности, иногда даже бессвязности до такой степени, что временами я боюсь, что нахожусь на грани какого-то психического заболевания, гораздо более серьезного, чем то, которое уже мне поставили. Я существовала полностью в своей голове – это было не самое комфортное время в моей жизни.

Где мое тело?

С сентября 2012 года я начала ходить к психотерапевту. Уже больше двух лет один раз в неделю я прихожу в нужное время и звоню в звонок этого старинного здания над аптекой. Мне от дома недалеко – это всего в двух шагах. Иногда мне нравится туда ходить, иногда – нет. Иногда после сеанса я чувствую, что меня поняли, приняли, мне полностью доверяют. Иногда наоборот, я ухожу разозленная, разочарованная и еще более встревоженная. С другой стороны, к этому моменту я уже понимала, что психотерапия – не легкая прогулка, учитывая, что я обращаюсь второй раз. Наоборот, так как первый занял восемь лет, я почти могла почувствовать себя героиней из фильма Вуди Аллена.

 Рассказать, что происходит во время психотерапии, практически невозможно. Признаться честно, как пациент, я не думаю, что знаю, что происходит на самом деле, и не совсем уверена, что терапевт это знает.

Сначала я думала о своем психотерапевте как о божественной фигуре: решительная женщина, несомненно взрослая, уравновешенная, идеальная в каждой роли – от матери до жены. И, как и все божества, даже хорошие, иногда она внушала некоторый страх: я думала, что она знает обо мне нечто такое, о чем я даже не подозреваю, что у нее в кармане ключ от моего чулана, что она уже знает, что я должна сделать. Я боялась того, что она могла мне сказать, как будто она была хранилищем неприятной или болезненной правды обо мне, которую я не видела.

Однако спустя какое-то время это представление о психотерапевте как о том, кто все видит и все знает, к счастью, уменьшилось, я начала рассматривать его как обычного человека, у которого, как и у всех, в жизни есть свои подъемы и спады. Человек, который по крайней мере первое время очень мало знал обо мне и должен был проникнуть в мою жизнь и мои эмоции, опираясь только на мои рассказы. Тот, кто выполняет деликатную работу и старается сделать ее как можно лучше, несмотря на то что сам не идеален и не может не совершать ошибок.

Теперь я предпочитаю вторую версию. В конце концов, я думаю, что когда отношения с врачом приближаются к уровню взаимности, отношениям между двумя взрослыми людьми, тогда пациент близок к исцелению. Конечно же, я всегда остаюсь пациенткой, но, на мой взгляд, когда перестаешь обожествлять врача – делаешь большой шаг вперед.

С самого начала моя психотерапевт предлагала обратить внимание на мои отношения с телом, и каждый раз при этом у меня появлялось ощущение, будто передо мной чистый лист. Какие отношения с телом? Возможно, в детстве я знала, что это значит, но с тех пор прошло слишком много времени, и я даже не знаю, что значит иметь контакт с телом. Когда тревожные расстройства вернулись, мое тело стало проводником испуга и тревожности. Оно как бы говорило мне: «Ты сейчас потеряешь сознание, тебя вот-вот вырвет, ты теряешь равновесие». Шея болит, руки мерзнут, а каждый раз, когда я ем, на месте желудка обнаруживается камень. Если бы я прислушивалась к тому, что говорит мое тело – я бы болела еще тысячу лет.

В те редкие моменты, когда этот концерт симптомов стихает и я чувствую облегчение, иногда, но очень редко, у меня появляется какое-то смутное приятное ощущение в теле: тепло и расслабление. Но это исключение.

 Большую часть времени мы с телом заклятые враги. Я стараюсь вести нормальную жизнь, а оно пытается мне всячески помешать. Об этой массе из мяса, крови, костей, органов и хрящей, которую я таскаю с собой, как громоздкий придаток, я ничего не знаю.

Кроме того, я также немного стыжусь своего бедного тела: оно слишком худое, слабое, недостаточно красивое и уже не молодое.

Я даже никогда явно и не задумывалась об этом – всегда вела себя так, будто тело должно служить разуму. Я – это мой разум, в нем заключается моя личность. Важны мысли, воля, а больше всего – эмоции. Ноги, руки, сердце, живот и все остальное просто играют свою роль и поддерживают высшие функции интеллекта.

Говорят, что это ошибка, на которой основана наша западная культура, начиная с «Рассуждения о методе» Декарта и его «cogito ergo sum»: «я мыслю, следовательно, существую».

«И заметив, что истина “Я мыслю, следовательно, я существую” столь тверда и верна […] из этого я узнал, что я – субстанция, вся сущность, или природа, которой состоит в мышлении и которая для своего бытия не нуждается ни в каком месте и не зависит ни от какой материальной вещи. Таким образом, мое я, душа, которая делает меня тем, что я есть, совершенно отлична от тела…».

Частью нашей культуры является рассмотрение тела и разума как отдельных составляющих, а личность основывают на мышлении: мы знаем, что существуем, потому что думаем. А не потому, например, что чувствуем дыхание ветра на своей коже, или усталость, поднимающуюся по ногам после долгой прогулки.

 Мы связываем осознание наших мыслей и разума с доказательством нашего существования. Но тело тоже, и даже больше, чем разум, каждую секунду напоминает нам о том, что мы есть, что мы живы, что можем чувствовать мир вокруг нас.

Алан Уотс, английский философ, одним из первых распространивший восточную философию на Западе, посвятил много прекрасных размышлений взаимодействию тела и разума, которые описал в своей книге «Мудрость уязвимости». Вот небольшой фрагмент:

«Мы позволили мышлению мозга развиваться и доминировать в нашей жизни слишком непропорционально в сравнении с инстинктивными знаниями, которые постепенно атрофируются. В итоге мы находимся в состоянии войны с самими собой: разум хочет того, чего не хочет тело, а тело желает то, что разум не позволит; разум дает распоряжения, которым тело не следует, а тело подает сигналы, которые разум не может понять».

Он описывает то, что, кажется, я и так знаю: раскол, радикальное разделение между разумом и телом. Это позволяет мне поверить, что, когда тело устает служить разуму, оно начинает требовать заслуженного внимания,