Эмоциональная зависимость в жизни. Я & Ты - Анна Азарнова

важным отметить, что эмоционально зависимая личность переживала и переживает отсоединенность не только от чего-то вовне, но и внутри себя: как мы увидим дальше, она часто в очень фрагментарном, неполном контакте со своими чувствами, со своим телом, с собственной аутентичностью.

Итак, вернемся к вопросу о праве жить, праве быть среди людей. Зависимая личность не ощущает это право как безусловное, и вместе с тем она переживает болезненно заостренную потребность в признании этого права, в том, чтоб почувствовать соединенность с людьми, быть отраженной ими и значимой для них. Как правило, можно достаточно отчетливо увидеть раннее решение эмоционально зависимой личности, касающееся нахождения различных стратегий, которые наделили бы ее не признаваемыми миром правами. Именно эти стратегии приводят к появлению защитного личностного фасада, фальшивой идентичности, от лица которой выстраивается взаимодействие с другими людьми, с миром в целом. Наиболее частыми среди них, хотя, конечно, далеко не единственными, являются: а) стратегия борьбы за право быть через доказательство собственной полезности и ценности в глазах других людей и мира в целом; б) борьба за право быть через отстаивание себя и преодоление трудностей; в) создание микромира (семьи или иной социальной общности), центром которого является эмоционально зависимый; г) поиск и завоевание человека («идеального» объекта), посредством контакта и отношений с которым удовлетворяются ранние потребности. Хочется немного прокомментировать эти основные пункты.

Создание специфической системы или «микромира» предполагает чаще всего создание семьи (реже – какой-то другой общности) с достаточно четко очерченными внешними границами (закрытой семьи), в которой эмоционально зависимый человек является центральной заботящейся и одновременно контролирующей фигурой. В типичном варианте речь идет о женщине, поставившей во главу угла собственной жизни интересы семьи, о женщине, которая стремится из самых благих побуждений максимально контролировать ее жизнь.

Диапазон конкретных вариаций данной стратегии достаточно широк – от убежденной зожницы, насаждающей в семье здоровый образ жизни (часто вопреки пассивному сопротивлению всех домашних) до жены алкоголика, чье состояние полностью определяется тем, в какой фазе состояния находится на данный момент ее муж и которая хронически перегружена. Наличие партнера или семейной системы, поведение и жизнь которых пытается контролировать эмоционально зависимый, дает ему почувствовать, что в этой жизни у него есть законное место и он ценен. С другой стороны, постоянно присутствует ощущение внутренней смутной неудовлетворенности и нехватки чего-то, для обозначения которого обычно не находится подходящих слов (если попробовать понять, чего именно хочется этому смутному чувству, приходят пугающие фантазии о горевании по идеальному возлюбленному, который так и не встречен, или ощущение усталости такой силы, что хочется оставить столь любимых домашних и пожить в полном одиночестве).

Срыв этой адаптивной стратегии наступает тогда, когда вырастают и покидают дом дети, когда партнер оставляет этот мир или прекращает отношения; эмоционально зависимый человек переживает в этот период тяжелейший кризис. Но даже вне тотального срыва, когда стратегия в целом работает, можно видеть, как такой человек жалуется на неблагодарность тех, на кого направлены его заботы: получается, что он так много отдавал себя (и тиранил, грубо говоря, близких, «принося им пользу»), а никто не дает ему ожидаемого вознагражения в виде признания и благодарности.

Адаптивная стратегия поиска и нахождения доказательств собственной полезности и ценности выражается в постоянно развиваемой и поддерживаемой активности, осознаваемая цель которой – саморазвитие, самореализация и самоотдача в социально полезной деятельности. Такие люди испытывают особенное тяготение к профессиям, социальная ценность которых неоспорима, в особенности – к профессиям помогающим (психолог, психотерапевт, врач, спасатель и т. п.). Сама по себе такая профессиональная деятельность ощущается как твердое обоснование собственного права быть среди людей и собственной ценности. В ней человек может добиться существенных высот; одновременно, как правило, у него есть значительные трудности с отделением профессии от самого себя, профессиональной деятельности от собственной жизни и иных видов активности, проведением границы между Я и профессией. Часты трудоголизм, тотальное посвящение себя профессиональной деятельности и, как следствие, – профессиональное выгорание. Срыв этой адаптивной стратегии наступает тогда, когда человек на время или навсегда теряет возможность осуществлять такую деятельность. В менее глобальном масштабе эта стратегия выражается в направленности на совершение «полезных действий» (выражение «должна же быть от меня какая-то польза» очень близко такому человеку, равно как и метафора себя как зерна, брошенного в землю и умирающего для того, чтобы дать зародышу новую жизнь, как выжимаемого лимона и т. п.).

Рано или поздно становится очевидным, что она не делает своего обладателя счастливее: по мере накопления усталости и развития истощения (что почти неминуемо) все явственнее ощущаются враждебность и обида на окружающих («я как полезное животное», «меня используют, а потом выбросят»). В этом есть что-то глубоко ироничное: такой человек очень хотел быть полезным (что считывается его мировосприятием как «ценным»), а получил ощущение использованности (что считывается как обесценивание и неуважение), при этом именно он активно «предлагал себя» для использования и несет за это ответственность.

Адаптивная стратегия поиска и удержания человека (идеального объекта), с которым связываются надежды на удовлетворение ранних потребностей, выглядит как поиски любви, как скитания в поисках идеального возлюбленного или возлюбленной. Как правило, состояние такого человека во многом определяется фактом наличия у него отношений, а также тем, насколько эти отношения благополучны.

Я сейчас не хочу сказать, что гармоничный с психологической точки зрения человек не нуждается в отношениях либо его душевное состояние никак не реагирует на напряжение в этих отношениях. Это не так. Однако состояние эмоционально зависимой личности определяется этими обстоятельствами в решающей степени – вплоть до депрессивных эпизодов в периоды одиночества и эмоционального расцвета и «волшебного исчезновения» мучительных до этого состояний в начальные периоды отношений. Отношения с другим человеком, контакт с ним выступают как своего рода наркотик, позволяющий отделаться от привычного переживания тревоги и пустоты, безысходности и покинутости, позволяющий перестать это чувствовать. Люди, чьим выбором оказывается эта стратегия (выбором лишь в какой-то степени), обычно хуже адаптированы, чем сторонники двух предыдущих, они в большей степени подвержены кризисам и тяжелым перепадам эмоциональных состояний, потому что им труднее опереться на собственный «фасад»: их не поддерживает доказательство того, что они неоспоримо нужны и уместны на социально ценной работе или в семье, которую они создали. Это голодные скитальцы в поисках утраченного рая. Отношения, которые они создают, очень редко бывают стабильными, скорее часто можно увидеть классические признаки зависимого взаимодействия, вплоть до абьюзивности.

Иногда можно увидеть, как заместителем и заменителем идеального возлюбленного становится компания друзей или социальная группа, в которой отношения регулируются особыми правилами. Распространенными вариациями такой общности являются группы людей, связанных полиаморными отношениями, отношениями