Юрий Александров - СССР: логика истории.

Малоземелье и бедность крестьянских хозяйств ограничивали возможности их подъема. Для большей их части было характерно преобладание ориентации на собственное потребление, а не на рынок[199]. Существовавшая, как пережиток докапиталистической эпохи, сельская община способствовала сохранению патриархальности и натуральной замкнутости крестьянского хозяйства. Производительность земледелия росла крайне медленно, а в расчете на душу населения по отдельным видам продукции даже снижалась. Средний валовой сбор хлебов в 1910–1913 гг. составил 73 млн. тонн (в СССР в 1975–1980 гг. — 205 млн. тонн) при урожайности пшеницы лишь 7,2 центнера с гектара — почти в 3 раза меньше, чем в Европе[200]. По этим причинам товарность сельскохозяйственного производства страны оставалась на низком уровне.

Революция 1905–1907 гг. с новой силой подчеркнула настоятельную необходимость решения проблем, доставшихся стране в “наследство” от XIX века — повышения жизненного уровня крестьянства, увеличения производительности земледельческого труда и преобразования натурального крестьянского хозяйства в товарное. Эти проблемы не выходили за пределы круга задач, обычно решаемых в ходе буржуазно-демократических революций. Однако царское самодержавие, отражавшее интересы помещиков, оказалось неспособным решить аграрный вопрос.

П. А. Столыпин, имя которого до недавних пор ассоциировалось только с названием вагона для перевозки арестантов и “столыпинскими галстуками”, ныне стараниями демократической машины идеологической пропаганды превращен в идеал государственного деятеля. Основную причину низкой эффективности российского сельского хозяйства он видел в уравнительных тенденциях, присущих сельской крестьянской общине. Поэтому главной целью и сутью реформы, названной его именем, было разрушение общинного землепользования.

Реформа, начавшаяся в 1906 г., узаконила право свободного выхода крестьянина из общины вместе со своим наделом. С агротехнической точки зрения это не сулило большой пользы, поскольку надел оставался чересполосным. Не удивительно, что основная часть крестьян, в том числе зажиточных, неохотно выходила из общины, так как при этом они теряли ее поддержку и оказывались во власти капризов погоды и стихийных бедствий. (Интересно, что ситуация начала века почти буквально повторяется в его конце. Либеральные демократы, считающие себя продолжателями дела П. А. Столыпина, в своем стремлении побудить крестьян выходить из колхозов добиваются еще меньших успехов). Покидали общину большей частью мало способные к ведению собственного хозяйства и потому ищущие выход в продаже надельной земли — вдовы, одинокие старики, спившиеся и разорившиеся хозяева, крестьяне, переселившиеся в город, но сохранившие право на часть общинной земли. Около половины земли, изъятой из общинного оборота, было продано ее владельцами, и такая же доля вновь возникших хуторов и отрубов оказалась нежизнеспособной. В конечном итоге царскому правительству своей главной цели — разрушить общину и создать массовый слой крестьян-фермеров в качестве своей социальной опоры в деревне — достичь не удалось[201]. И причина этого — в сопротивлении крестьянства, которое понимало, что результатами столыпинской реформы в случае ее успешного завершения стали бы обезземеливание и пауперизация основной (некулацкой) части деревни[202].

Сама концепция столыпинской аграрной реформы была порочной с самого начала. В силу ограниченности своих классовых интересов творцы и проводники реформы не могли и не посмели затронуть ключевой фактор аграрной проблемы — помещичье землевладение. В результате огромное аграрное перенаселение не уменьшилось. Численность переселившихся в город и Сибирь оказалась ниже естественного прироста сельского населения за годы реформы. Земельное утеснение в российской деревне продолжало нарастать. Несмотря на некоторые частные достижения, в общем и целом столыпинская реформа закономерно потерпела неудачу. (Этот факт, вопреки укоренившемуся в последнее время в обществе мнению, никогда не вызывал сомнения у честных специалистов). И сам П. А. Столыпин в своем стремлении избежать “великих потрясений” путем частичных реформ, не затрагивающих истинных причин противоречий в аграрном секторе, также потерпел политическое поражение.

Эволюционное развитие России по капиталистическому пути, безусловно, было возможно, но только в принципе. Фактически же российская буржуазия оказалась не способной провести даже самые неотложные буржуазно-демократические преобразования. Показательно, что Временное правительство — правительство крупной буржуазии и помещиков не вывело страну из империалистической войны, поскольку она велась в ее классовых интересах и военные заказы приносили огромные прибыли. Не было осуществлено в законодательном порядке ограничение продолжительности рабочего дня восемью часами, а ведь это было одним из главных требований рабочих. По причине все того же классового интереса буржуазное Временное правительство не хотело и не могло решить главного — аграрного вопроса. Наделение крестьян землей наносило удар не только по помещичьей, но и по капиталистической собственности, ибо большая часть помещичьей земли была заложена в банках. Конфискация этой земли в пользу крестьян означала бы для буржуазии потерю огромных банковских капиталов[203].

Ленин отмечал, что только большевики после Октября обеспечили выполнение задач, обычно решаемых буржуазно-демократической революцией. Попытка установить в России военную диктатуру (корниловский мятеж) провалилась. Таким образом, из трех альтернатив — эволюционного развития по капиталистическому пути, буржуазной диктатуры и социалистической революции в российских условиях единственно реальный выход из исторического тупика обеспечила только последняя.

Главный авторитет по рассматриваемой проблеме В. И. Ленин, анализируя значение Октябрьской революции в одной из своих самых последних работ, отмечал, что революция явилась результатом безвыходности положения народа, которая и заставила его “броситься на такую борьбу, которая хоть какие-либо шансы открывала ему на завоевание для себя не совсем обычных условий для дальнейшего роста цивилизации”[204]. В оценке причин, заставляющих людей рассматривать революционный взрыв старого общества как единственный путь к достойной жизни для себя и своих детей, с великим русским революционером был солидарен французский буржуазный историк Ж. Мишле, воскликнувший однажды: “Чувствительные люди, рыдающие над ужасами революции! Уроните несколько слезинок над ужасами, породившими революцию!”