Владислав Дорофеев - Антикризисная книга Коммерсантъa

– К вам приходили люди, уволенные за нарушения в деятельности, которые привели к кризисным последствиям? Например, из проблемных банков?

– Приходили, но пока в общей массе. Здесь пока ответный спрос невелик, так что мы эту ситуацию еще не разгребали. Вину никто из них пока на себя не брал. Да и туман еще не рассеялся, чтобы утверждать, кто конкретно виновен в провале. Компании же работают.

– Готовы ли менеджеры, которые приходили к вам в последние два месяца, рассматривать предложения с понижением должности?

– Готовы рассматривать предложения без потери чести и достоинства. Прежде всего их интересует роль, которую они будут играть на новой работе, и проекты, которыми они будут заниматься. Например, если предправления маленького банка займет должность руководителя департамента крупного банка, это ведь не понижение.

– Действуют ли сейчас договоренности при приеме на работу о бонусных программах, опционах?

– Действуют адекватно ситуации в компании. Если компании непонятно, что там впереди, договориться об опционных программах будет сложно.

– Известны ли вам случаи сокращения расходов компаний на социальные пакеты и другие сопроводительные расходы на персонал?

– Известно. Там, где кризис уже ударил, сокращают. Или там, где они были раздуты непомерно, как у сотрудников BP.

– Какие экономические последствия спровоцирует нынешний кризис при учете, что еще не все почувствовали, что он есть? Ведь в этом кризисе еще не было 19 августа 1998 года, когда все проснулись в другой стране. И сколько еще будет продолжаться эта ситуация?

– Поиски «дна» не займут больше года. Дальше начнутся действия. Худший сценарий – безоговорочное торжество вертикали власти со всеми вытекающими последствиями: монополизацией, воровством, уравниловкой, тотальным регулированием и, как следствие, деградация с последующим «взрывом». Лучший выход – рост производительности труда, эффективности управления и, как следствие, конкурентоспособности. Вход в value added economy (экономика добавленной ценности). Вышибание «пробки» негибкости, медлительности и коррупции путем сноса горлышка «бутылки» сырьевой и статусной ренты. То есть выход на взаимодействие горизонтально-вертикальных связей – переход к «диагонали управления».

Сергей Ильич Воробьев родился 19 сентября 1964 года в Ленинграде. В 1987 году окончил Ленинградский политехнический институт (ныне – Санкт-Петербургский технический университет) по специальности «инженер-радиофизик». В 1997 году окончил российско-французскую Совместную школу делового администрирования и французскую бизнес-школу INSEAD, в 2001-м – бизнес-школу Eisenhower Fellowship в США. В 1990 году основал Балтийскую консультативную фирму (кадровый консалтинг) и стал ее гендиректором. В 1993 году переехал в Москву и выступил одним из основателей Ward Howell International. В 1998 году вошел в рейтинг The Global 200 Executive Recruiters, включающий 200 лучших специалистов по подбору высших менеджеров в мире. Является сопредседателем Клуба 2015 – ассоциации ведущих российских предпринимателей и менеджеров, членом совета директоров Института национального проекта, попечительского совета Российской экономической школы, членом Young President Organization (международной организации бизнес-лидеров). Советник ряда ведущих российских компаний. Женат. Увлекается рыбалкой, теннисом, интеллектуальными играми.

Борис Федоров, экс-министр финансов РФ, совладелец UFG: «Все хотят быстро сорвать банк»

– В чем отличие нынешнего финансового кризиса от предыдущих падений фондового рынка, например в 1998 году?

– Для России разница колоссальная. Кризис 1998 года был результатом прежде всего недальновидной экономической политики властей. У нас тогда был абсолютно непосильный внутренний государственный долг, ГКО размещались по сумасшедшим ставкам, были большие проблемы с внешним долгом. Ну и, естественно, была совсем другая конъюнктура на сырьевых рынках. Сегодня у России нет ни внутреннего долга, ни внешнего. Курс рубля искусственно никто не поддерживает. Есть огромные золотовалютные резервы. И наконец, цены на нефть и газ высокие. Покажите мне хоть одного экономиста, кто бы уверенно сказал, что они упадут до $8 за баррель, как это было в мае 1998 года! Нынешний кризис пришел с Запада, и одним из главных его проявлений стал тотальный передел мирового финансового рынка. Традиционного банковского мира больше нет.

– Все так фатально?

– Lehman Brothers, Merrill Lynch или Morgan Stanley несут невероятные убытки, вынуждены искать партнеров, продавать свои акции суверенным фондам, а то и полностью продаваться – такого не было никогда. Я прекрасно помню кризис 1987 года. Рынок падал, но не так же. И причина в том, что люди слишком долго торговали воздухом – производными инструментами второй, третьей, восьмой степени… Торговали и еще получали за это премию. Это же не может вечно продолжаться! Мы живем во времена, когда получение бонуса в конце года – самое важное событие для банкира. И ради этого можно сделать что угодно. Менеджеры так много (и чрезмерно) зарабатывают, что это уже обсуждается в конгрессе США! А долгосрочная стратегия развития бизнеса никого не интересует. Все хотят быстро сорвать банк. Я понял, что происходит что-то не то, когда увидел в солидных газетах и журналах объявления: приглашаем розничных клиентов играть на Forex, и, что самое интересное, им даже «плечо» дают. Это какой-то сумасшедший дом.

– На Западе или в России?

– У нас, в России. На Западе такого не увидишь. Чрезвычайно опасно, когда клиента подвешивают на крючок левериджа (дают кредитное «плечо»). Это же очень просто: купил акций на $100, вложив своих, ну, скажем, $20, а $80 – это кредит. А стоимость купленного пакета упала до $50. Чтобы вернуть долг, клиент продает бумаги с убытком и еще остается должен. Сейчас короткие позиции у нас запретили, но о последствиях надо было раньше думать. На Западе давно обсуждается, что финансисты с этим инструментом перегнули палку. Конечно, некоторые банки заигрались. Особенно те, кто строил свою стратегию на получении дешевых денег на Западе, которые потом дорого отдавали местной клиентуре. Из банков, может, только 3 % могли занимать на Западе. Они-то и пострадали в первую очередь. Сегодня многие мелкие и средние банки находятся в лучшем финансовом положении, чем самые крупные.

– Как вы оцениваете меры, принятые Минфином и ЦБ по выводу из кризиса банковского сектора?

– В принципе все делается правильно. Может быть, не стоило закрывать рынок так надолго: он бы «отскочил» раньше. Но то, что добавили ликвидности в банковскую систему, – это абсолютно правильно. Однако у правительства в запасе есть еще целый ряд антикризисных мер. Например, в случае необходимости можно инвестировать на фондовый рынок часть Пенсионного фонда и других резервных фондов. И еще у меня есть вопросы к стратегии Минфина по управлению резервными фондами государства. Вкладывать эти средства исключительно в инструменты американского казначейства – по меньшей мере недальновидно. У меня как экономиста нет объяснений, почему это происходит именно так. Золотовалютные резервы – да, они традиционно во всем мире хранятся в иностранных активах. А если взять суверенные фонды от Норвегии до Австралии, не говоря уже об арабах или Сингапуре, часть этих средств вкладывается в акции ключевых компаний своих стран. И ничего здесь опасного нет. В конечном итоге, если вложить эти средства в акции Газпрома или Сбербанка, риск меньше, а потенциальный доход выше. Что, у Газпрома стало меньше газа, что ли? Или у Сбербанка какие-то серьезные проблемы? Да нет там проблем, идут нормальные процессы реформирования в лучшую сторону. И сегодня эти акции настолько дешевые, что все, у кого есть деньги, бросились их покупать. Думаю, скоро станет ясно, что, несмотря ни на что, Россия – это островок стабильности в мире глобального хаоса.