Сергей ГОРОДНИКОВ - ВЛАСТЬ РЕЖИМА И ЧИНОВНИЧЕСТВО

Однако к концу семидесятых годов становилось ясным, что исламские народности и народы не смогут достигнуть уровня материальной обеспеченности капиталистических и европейских коммунистических стран, не в состоянии ускоренно создавать современное производство и необходимую ему естественную науку. Их материальное благополучие наступало только при наличии относительно дешёвых и больших запасов углеводородного сырья. Однако такое благополучие становилось исключительно потребительским, паразитарным, превращая имеющие такое сырьё страны в полностью привязанные к промышленным державам сырьевые придатки.

Даже самые богатые нефтедолларами государства Персидского залива не смогли создать промышленную основу самостоятельной экономики, которая и обеспечила бы им подлинную независимость для выражения собственного политического и мировоззренческого влияния на мировые процессы. Наоборот, чем решительнее ставились властями этих государств цели на промышленное развитие, тем большими становились внутренние противоречия, обусловленные именно традиционно-феодальным неприятием исламскими массами задач социологизации производственных отношений, которые ставились им получавшими образование в Западном капиталистическом или Восточном коммунистическом лагере руководителями. Промышленное производство оказывалось либо невозможным без широкого участия иностранцев, либо было некачественным, неконкурентоспособным, нерентабельным и дотационным.

Особенно очевидным это стало после быстрого преобразования производительных сил в результате научно-технологической революции, когда требования к качеству социальной цивилизационной культуры производственных отношений стали не только высокими, но и возрастали непрерывно и к которым всё с большим трудом приспосабливались уже и коммунистические европейские государства, отставая от капиталистических государств промышленно развитого Запада.

В наиболее остром виде эти противоречия проявились в Иране после, так называемой, конституционной "белой революции" шестидесятых годов, которую сверху совершил последний шах. Получивший хорошее европейское образование шах делал это шаг вынуждено, ради раскрепощения капиталистического способа хозяйствования и широкой индустриализации, подталкиваемый желаниями за счёт доходов от продажи нефти превратить страну в промышленную и ядерную державу. По существу вопроса в Иране постепенно складывалась такое же положение дел, какое имело место в России начала века после дарования царём Николаем Вторым Конституции, после появления Государственной Думы и нацеленных на раскрестьянивание страны капиталистических реформ Столыпина.

В России начала двадцатого века, когда началось становление капитализма в деревне, вытеснение лишнего крестьянства в город, при очень быстрой урбанизации ряда центральных регионов лавинообразно нарастали проблемы приспособления православно-крестьянского сознания к западноевропейской капиталистической буржуазно-городской духовности и культуре. Проблемы эти не успевали разрешаться и привели к всеохватному духовно-мировоззренческому и глубокому общегосударственному кризису. Выход из него стал возможен только через формационную буржуазно-демократическую революцию, которая однако не нашла достаточно широкой социальной опоры своим лозунгам и вызвала ответную большевистскую контрреволюцию и коммунистическую социальную революцию, а за ней коммунистическую реформацию, которая примиряла крестьянское мировосприятие с городским образом существования в условиях осуществляемой государственной властью индустриализации. А в Иране конца семидесятых такие же противоречия породили острейший духовно-мировоззренческий и общегосударственный кризис, выходом из которого стала буржуазно-демократическая революция, и она тоже не нашла широкой социальной среды поддержки, что стало причиной фундаменталистской контрреволюции и исламской социальной реформации.

Исламский фундаментализм таким образом стал совершенно тем же идеологическим явлением, каким был в католически-западноевропейской истории протестантизм, а в восточноевропейских странах с православной народно-феодальной духовной, культурной традицией – коммунизм. То есть, исламский фундаментализм стал идеологической социальной реформацией ислама под задачи духовного приспособления его для использования в качестве идеологического насилия при организации феодально-бюрократической системы государственной власти на эпоху проведения такой властью политики ускоренного раскрестьянивания и урбанизации страны. Неважно, осознанно это было его идеологами или нет, но он обосновывал развитие западноевропейского народно-протестантского общественного самосознания и соответствующей культуры социологизации производственных отношений, как необходимого условия созданию промышленной и социальной среды успешному осуществлению в будущем собственно буржуазно-демократической революции.

Но если коммунистическая реформация вследствие великодержавного могущества России, посредством этого могущества и в результате Второй мировой войны охватила все народы с православной духовной и культурной традицией, то исламский фундаментализм, как в своё время и европейский протестантизм, добился политического господства ради народно-социальной реформации ислама под цели социологизации производственных отношений в системе власти государственного феодально-бюрократического капитализма лишь в ряде стран. То есть, он способен добиться успеха только в странах, которые готовы встать на путь промышленного развития, но не в силах навязать его подавляющей военно-политической силой остальному исламскому миру. Это подтвердилось, к примеру, при ирано-иракской войне и после неё. Иран доказывает способность самостоятельно развивать промышленность и необходимую социальную культуру производственных отношений в условиях жесточайшей изоляции, тогда как Ирак при таких же обстоятельствах всё явнее отстаёт как в промышленном, так и в общем духовном, культурном, социально-политическом развитии. И тенденция эта будет усиливаться в ближайшие десятилетия. Больше того. Темпы самостоятельного промышленного и научного развития изолированного Западом Ирана оказываются заметно выше, чем в смежной Турции, которая движется по тому же пути гораздо дольше и при широкой поддержке и помощи капиталистических стран Европы и США.

Исламский фундаментализм, как и несколькими столетиями прежде западноевропейский протестантизм, обращается к представлениям о справедливости, которые свойственны ранним, первобытнообщинным отношениям, объявляя их идеалом. Иначе говоря, он воздействует на бессознательные побуждения тех, кто живёт в условиях сохранения определённых традиций первобытнообщинных отношений, к зависящим от общинного взаимодействия мелким земледельцам и кочевникам. Однако подхватывается он и побеждает не во всех исламских странах. Как и в эпохи протестантских социальных реформаций, так и с началом фундаменталистской исламской реформации успех радикально реформаторских политических движений так или иначе обусловлен расово-этническими, архетипическими первопричинами. Отнюдь не случайно, что фундаментализм впервые совершил контрреволюцию и установил свой режим власти, свою идеологическую власть именно в арийском Иране, в котором последний шах поставил перед страной стратегическую цель стать региональной военно-промышленной державой. Ибо иранский фундаментализм по своей политической сути обслуживает государственную цель преобразования страны именно в индустриальную региональную державу. Он неизбежно создаёт систему власти государственно-бюрократического капитализма, осуществляющую раскрестьянивание, индустриальную пролетаризацию массового сознания и предпосылки избавления государствообразующего этноса от воздействия монотеизма, потому что постепенно укореняет рационализм в тех производственных отношениях, которые связанны с промышленным производством. В том числе и в образовании, в здравоохранении, в естественной науке, которые обслуживают промышленное производство.