Герберт Норман - Становление капиталистической Японии

Ниже сёгуна и даймё на социальной лестнице стояли самураи. Рисовая стипендия, выплачиваемая самураям, ставила их в вассальную зависимость от их князей. В первый период децентрализованного феодализма большинство самураев занималось земледелием. Во время войны они ходили воевать вместе со своим князем, а в мирное время обрабатывали свои поля{9}. С наступлением коренных перемен в военном деле — перехода к огнестрельному оружию и вызванной этим необходимости обеспечить более сильную оборону замков — самураи были собраны в города-замки, а их поля стали обрабатывать крестьяне. Это обособление самураев от крестьянства особенно усилилось при Хидэёси, который в 1587 г. произвел массовое изъятие мечей у населения. Этой мерой Хидэёси уменьшил опасность народного восстания и еще резче подчеркнул классовое различие между крестьянами, лишенными права носить мечи, и воинами, обладавшими таким правом[8]. Оторванные от всякой производительной деятельности, самураи существовали за счет рисовой стипендии, которую они получали в виде вознаграждения за обязанность воевать по первому требованию своих князей. Однако длительный период мира, последовавший после образования токугавского сёгуната, ослабил воинственный пыл самураев, сделал их существование ненужным, и они, по существу, превратились в паразитический класс. Бакуфу, которое опиралось на поддержку самураев, всеми способами старалось превозносить кодекс воинской чести и отдавало предпочтение самураям перед всеми другими классами. Однако по мере того как положение самураев становилось все более неопределенным, а их рисовый паек все больше и больше урезывался обедневшими даймё[9], наиболее недовольные из них порывали свою вассальную зависимость и становились ронинами (дословно «бродячими людьми», не имевшими вассальных обязанностей и определенной профессии). Многие ронины осели в городах и принялись за изучение западных языков и наук и оказались той силой, которая идеологически подготовила японское общество к установлению связей с внешним миром. Основная масса этих ронинов, преисполненных ненависти к бакуфу, которое следило за каждым их шагом, стала наиболее ревностными борцами за реставрацию[10].

Бакуфу, видевшее в крестьянстве основной источник своих доходов, а в зависимых от него самураях военную опору, с грубым пренебрежением относилось к тёнин, или торговому классу, отводя ему последнее место на социальной лестнице. Оно рассматривало торговцев как непроизводительный класс, который в погоне за деньгами не брезгает никакими средствами. Власти связывали их деятельность многочисленными ограничениями; стиль их одежды, ношение обуви, зонтов и тысячи других мелких деталей регламентировались законом. Правительство запрещало купцу даже носить имя, которое хотя бы отдаленно напоминало имя даймё, оно не разрешало торговцам селиться в кварталах, где проживали самураи. Пожалуй, ни в какой другой стране феодальная аристократия не могла бы выразить большее отвращение к погоне за деньгами и искателям наживы, чем токугавские моралисты и законодатели. В токугавском административном кодексе имелся знаменитый пункт кири-сутэгомэн, позволявший самураю безнаказанно убивать мечом простолюдина[11]. Однако, несмотря на всевозможные притеснения, растущая экономическая мощь японского купечества преодолевала все преграды — как законодательные ограничения, так и бесконечные толки о безнравственности роскоши. Хотя купечеству официально было отведено последнее место на социальной лестнице, оно все больше и больше расширяло свое влияние в феодальном обществе, где натуральное хозяйство, основу которого составляло производство риса, постепенно вытеснялось денежным хозяйством. Этот процесс был вызван ростом продуктивности сельскохозяйственного и промышленного производства, что в свою очередь стимулировало рост торговых центров и городов, где средством обращения служили деньги. Быстрое развитие средств сообщения, связанное с системой санкинкотай, в значительной мере способствовало развитию товарооборота. Рост городов и развитие транспорта свидетельствовали о расширении рынка, что влекло за собой специализацию в области производства и торговли. В период Токугава существовала резкая грань между производителями и торговцами, причем бакуфу стремилось подчинить своему контролю деятельность каждой социальной группы, издавая в этих целях многочисленные административные регламенты. Однако купцы образовали несколько крупных монополий в области оптовой торговли (тонъя)[12], в которых действовали жесткие гильдейские правила, и сумели добиться ряда привилегий ценою уплаты правительству особого сбора — ундзё (или «благодарственные деньги») наряду с нерегулярными налогами, как, например, мёгакин и гоёкин, которые на деле являлись принудительными займами. Одним из наиболее существенных результатов возрастающей роли купечества было усиление зависимости даймё и самураев от этого класса. Получая доходы в виде риса, эти феодальные классы{10}, вынужденные вследствие экономического развития страны все чаще и чаще переходить на положение горожан, оказывались перед необходимостью превращать свой рис в деньги. Для этой цели самураи (в особенности хатамото — вассалы сёгуна) вступали в торговые отношения с перекупщиками риса (фудасаси), а даймё обычно поручали заведование своими крупными складами в Осака и Эдо финансовым агентам (курамото). Социальные последствия роста экономического могущества купечества были исключительно велики. Многие современники указывают, что богатые купцы усыновлялись самурайскими семействами и что обедневшие воины были рады вступить в купеческую семью путем брака или усыновления. Это слияние феодальных слоев с наиболее богатыми купеческими семействами представляет собой настолько важное явление в социальной истории Японии, что мы сочли необходимым в одном из следующих разделов остановиться на нем более подробно. Здесь же отметим только, что существовал класс торговцев и ростовщиков, которые, хотя номинально и находились на последней ступени социальной лестницы, все же проскальзывали сквозь сети феодальной системы и даже занимали руководящие посты в семейных советах многих кланов. Тем не менее запрещение внешней торговли правительством Токугава наряду с мелочными ограничениями, вытекавшими из феодальных предрассудков, задерживало развитие японского купечества и в особенности мешало накоплению капитала в руках этого класса[13], вследствие чего он по богатству и влиянию значительно уступал купечеству торговых компаний Великобритании и Голландии XVII и XVIII вв. Экономическая деятельность класса тёнин не могла не подрывать основ феодализма, а это вызывало нескрываемую враждебность к этому классу со стороны бакуфу, проявлявшуюся иногда в таких действиях, как конфискация имущества видных торговцев рисом (например, знаменитого Ёдоя Сабуроэмон). Хотя купечество в целом было очень тесно связано с феодальной системой и не могло последовательно бороться за уничтожение феодализма, тем не менее ограничения, налагавшиеся на этот класс деспотическим правительством, лишали это правительство поддержки значительной части купечества. Когда же в период реставрации появилась перспектива образования другого правительства, которое обещало большую свободу в области экономики, купечество решительно поддержало политическую борьбу против старого режима путем щедрых пожертвований. Однако, как мы увидим дальше, купцы в этой борьбе играли подчиненную роль.