Юрий Мухин - Практичная русская идея

Но национализация промышленности, ее огосударствление, к обобществлению не привело. Государственная собственность – не есть собственность общественная. Единственное известное истории общество с общественной собственностью, причем не только на средства производства, но и на предметы потребления – это общество первобытное или первобытно-коммунистическое. И в первобытном обществе каждый его член не нуждался ни в чьем позволении, чтобы этой собственностью воспользоваться, при условии, разумеется, соблюдения им интересов других членов общества. Каждый член первобытной общины мог охотиться и заниматься собирательством на принадлежащих ей землях, пользоваться орудиями труда, созданными любым другим членом общины. Примером, показывающим, как общественный характер собственности проявлялся в первобытном обществе, является потребление добытой на охоте пищи. Каждый член коллектива имел на нее право в силу принадлежности к данному коллективу, независимо от своего участия в процессе ее добычи. Это могло выглядеть так: добытая и приготовленная пища, например мясо, передавалось по кругу, и каждый мог откусывать столько, сколько ему было необходимо. Разумеется, величина куска зависела от количества добытой пищи, и при ее недостатке люди сами себя ограничивали, обеспечивая в первую очередь мужчин – охотников. Но не требовалось ничьего разрешения, никаких особенных процедур, чтобы получить свою долю коллективной собственности.

Разумеется, ничего подобного в Советской России не наблюдалось и наблюдаться не могло. Средствами производства и предметами потребления распоряжались не сами члены общества, а специально назначенные на эту роль люди – партийные и государственные чиновники.

Перерождение их в эксплуататоров проявилось, в первую очередь, в появлении особой касты чиновников – номенклатуры, пользующихся дополнительными и тайными привилегиями, оплачивавшимися из той доли прибавочного продукта, которым они распоряжались от имени всего общества. В ходе революции и гражданской войны возник достаточно мощный партийно-государственный аппарат, в задачу которого помимо всего прочего входило руководство производством и распределение материальных благ. В условиях всеобщей нищеты и дефицита неизбежными были попытки отдельных членов партгосаппарата использовать служебное положение для обеспечения себя и своей семьи необходимыми жизненными благами, а также для оказания услуг, причем не обязательно безвозмездных, различного рода людям, не входившим в аппарат.

Верховный глава государственного аппарата (Генеральный секретарь  ЦК ВКП(б)), вопреки всем своим усилиям либо был не в состоянии прекратить эксплуатацию трудящихся со стороны чиновников (например, Сталин использовал для этой цели самые разные средства – начиная от ограничения их зарплаты и регулярной ротации чиновников и кончая жестокими репрессиями), либо просто позволял событиям идти своим чередом. Дело не меняла даже личная кристальная честность того или иного лидера. Объективные обстоятельства,  в полном соответствии с марксистской теорией, сильнее любой отдельно взятой личности.

А объективные обстоятельства – угроза войны и окружение врагов - диктовали Советскому Союзу необходимость всемерного укрепления государства и государственного аппарата, а это неизбежно приводило к укреплению и класса эксплуататоров. Сталин был вынужден отменить и партмаксимум (ограничение заработной платы для члена партии) и, одной рукой борясь с привилегиями, – их же и внедрять в виде конвертов со второй зарплатой, которую в конце его эпохи стали получать практически все представители партийной и государственной номенклатуры. А тот факт, что “вторая” зарплата и система привилегий была не платой за выдающиеся результаты, а способом распределения прибавочного продукта доказывает скрывание самого факта существования системы привилегий от обычных людей.

На уровне же пропаганды все было достаточно гладко – раз средства производства в СССР не находятся в личной или групповой собственности, значит, они находятся в собственности общественной, то есть служат всему обществу. Возможность существования общеклассовой формы частной собственности не рассматривалась вообще, а попытки ее изучения учеными-обществоведами даже на примере обществ Древнего Востока решительно и твердо пресекались.

Было ли Советское государство государством диктатуры пролетариата? Ведь распоряжаться создаваемым продуктом стали не рабочие, а, в лучшем случае, выходцы из его среды, его вожди. Те же люди, да не те! Пролетариями они были, когда работали по найму на хозяина, а, окрепнув в революционной борьбе, часть из них вошла в состав партгосаппарата, чем обрела новое качество. Пролетариями они быть перестали и составили новую, особую категорию людей, «касту проклятую», как впоследствии именовал ее И.В. Сталин.   И то, что во главе нее были убежденные большевики, прошедшие тяжелым путем революций и гражданской войны, закалившие свои убеждения огнем и кровью, дела не меняло. Прихлебателей в составе партгосаппарата, к революции никакого отношения не имевших, оказалось не меньше.

Бесстрастный анализ показывает, что эта «каста проклятая» была ничем иным, как крупной частью общества, со своим местом в системе общественного производства и своим способом присвоения части созданного продукта, т.е. общественным классом. А то, что часть общественного продукта присваивалась ею тайно и по собственному усмотрению, доказывает, что этот класс был классом – эксплуататором.

Таким образом, процесс классообразования, с неизбежностью начавшийся после революции в России, пошел по пути возникновения общеклассовой частной собственности, выступавшей в форме государственной, и соответственно превращения основного состава партийно-государственного аппарата в господствующий эксплуататорский класс. В России возник политарный способ производства. Этот новый политарный способ производства, имея много общего с тем, что с конца IV тысячелетия до н.э. существовал в странах Востока, в то же время значительно отличался от него. Материально-технической основой древнего политаризма было доиндустриальное сельское хозяйство. Новое политарное общество было, как и капиталистическое, обществом индустриальным. Его можно было бы назвать неополитарным.

Вожди пролетариата свое дело знали.

Значит ли, что это было плохо? А моральные оценки здесь никакой роли не играют. История «живет» по своим, не зависящим от человеческой морали законам. Категории, которыми оперируют общественные науки, понятиями «плохо» или «хорошо» не определяются. Эксплуатация – это безвозмездное присвоение результата труда человека. Не более. А плохо это или хорошо, это в каждом конкретном случае выражается по-разному. Как можно оценивать рабовладельческий строй Рима? Да, рабство – это плохо. Но задействование рабов в процессе производства позволило резко поднять уровень развития производительных сил античного общества. В определенные периоды на  миллион свободных граждан Рима, например, приходилось столько же рабов – сильных, здоровых мужчин, не обремененных семьей, что дало возможность значительную часть созданного рабами прибавочного продукта направлять не только на содержание высокопрофессиональной и мощной армии, завоевавшей полмира, но и на развитие искусств, науки, демократии.