И. СМИРНОВ - А ЧЕМ РОССИЯ НЕ НИГЕРИЯ?

Но, прежде чем мы ответим на вопрос, какое население сможет прокор­мить территория России в условиях рынка, нам следует уточнить, о каком пу­ти развития сельского хозяйства пойдёт речь.

ЗАКОН ЗОНАЛЬНОСТИ

Представления о делении земного шара на «климаты» существовали ещё у древних греков. Позднее они перешли к средневековым арабам. Воззре­ния одного из крупнейших арабских мыслителей — Ибн Хальдуна — мы уже отчасти разбирали. В новое время большой вклад в развитие учения о природных зонах внёс Александр фон Гумбольдт (1769-1859), которого В.И. Даль в своём «Словаре» назвал «царём учёных». И всё-таки в совре­менном виде представления о зональности сложились только после работ В.В. Докучаева.

До создания научного почвоведения господствовал взгляд о прямом влия­нии климата на растительный и животный мир. Иногда это влияние распрост­раняли и на человека, что, однако, всегда вызывало ожесточённые споры. Об­ратного влияния растительности и изменяющего её человека на климат даже в XIX веке часто не замечали. Но в любом случае, учёные XVIII-XIX веков усматривали настоящую пропасть между живой и неживой природой. А по­пытки преодолеть эту пропасть долгое время оказывались несостоятельными, иногда даже антинаучными (как «теория» самозарождения живых организмов из неживого вещества, окончательно опровергнутая Л. Пастером).

И только Докучаеву удалось перебросить мостик между неживой («кос­ной») и живой природой. Посередине между ними встала почва — биокосное тело. Она состоит в основном из неживого вещества. Но почву создают живые организмы — растения, а другие живые организмы — бактерии, грибы, черви, насекомые — её необычайно густо населяют. Оказалось, что существующие в природе взаимосвязи много сложнее, чем думали прежде. Впрочем, лучше предоставить слово самому Докучаеву. Он умел излагать закон зональности так ярко и образно, как никто другой.

«Таким образом, — говорил Докучаев, — климат, почва, растительный и животный миры — идут здесь рука об руку! Вот почему я ещё в прошлом го­ду высказал мысль, что в мире царствует, к счастью, не один закон великого Дарвина — закон борьбы за существование1, но действует и другой, противо­положный, закон любви, содружества, сопомощи, особенно ярко проявляю­щийся в существовании наших зон, как почвенных, так и естественно-истори­ческих...

Надеюсь, милостивые государи, для вас достаточно ясно, что все указанные мною выше почвенные зоны в то же время являются и зонами естественно-историческими: тут очевидна теснейшая генетическая связь климата, почвы, животных и растительных организмов. Если б было время, не трудно было бы доказать, что и человек зонален во всех проявлениях своей жизни: обыча­ях, религии (особенно в нехристианских религиях), в красоте, даже — поло­вой деятельности, в одежде, во всей житейской обстановке; зональны — до­машний скот, так называемая культурная растительность, постройки, пища и питьё. Тот из вас, кому пришлось бы проехать от Архангельска до Тифлиса, легко мог бы убедиться, как сильно меняются постройки, платье, нравы, обы­чаи населения и их красота в зависимости от климата, животных, растений, почвы, свойственных той или другой местности»2.

Но, может быть, этот закон устарел в отношении человечества? Не вышло ли оно за минувшие 100 лет из сферы его действия? Ведь постройки, одежда, пища, питьё и множество не существовавших во времена Докучаева предме­тов, от компьютера до стиральной машины, в наши дни могут быть совершен­но одинаковыми независимо ни от природных условий, ни от государственных границ. Не пора ли сослать закон зональности в заповедники?

ПРОТИВ ПРИРОДЫ НЕ ПОПРЁШЬ!

Технократическая цивилизация ХХ века действительно бросила вызов за­кону зональности. Но в этом скорее её ограниченность, чем разумность, ско­рее слабость, чем сила.

1 Курсив В.В. Докучаева.

2 Докучаев В.В. К учению о зонах природы. Горизонтальные и вертикальные почвенные зоны. СПб.: Типография СПб. Градоначальства, 1899. С. 19-21.

Во-первых, существуют такие области человеческой деятельности, в кото­рых против природы не попрёшь, хоть ты тресни. Это в первую очередь сель­ское хозяйство и лесоводство. Никаким указом не заставишь кукурузу вызре­вать в средней полосе России, и никакой квадратно-гнездовой метод не помо­жет вырастить дуб в полупустыне.

Во-вторых, в некоторых других отраслях идти против природы можно, но вредно. Конечно, почему бы не построить атомную электростанцию в сейс­мичной зоне? Вот только стоит ли это делать... Также можно воздвигать дома и прокладывать дороги, не сообразуясь ни с климатом, ни с почвой. Правда, в этом случае дороги быстро станут непроезжими. А дома, не ровен час, про­валятся или — в лучшем случае — просто окажутся очень энергоёмкими, их отопление влетит в копеечку!

В-третьих, есть и такие сферы, где на вид свобода выбора вроде бы ничем не ограничена. Скажем, кто-то любит квас, а кто-то — пепси или фанту. Ка­залось бы, на вкус и цвет товарища нет. Но последствия употребления этих на­питков всё же различны. Квас — если в него не добавляют подсластители вро­де аспартама — полезен для здоровья. О пепси и фанте этого никак нельзя сказать.

Здесь следует отметить, что при общей технократической тенденции и общ­ности многих конкретных технологий развитые (или, выражаясь советским язы­ком, капиталистические) страны и бывший СССР всё-таки шли не одним и тем же путём. В развитых странах наряду с силами, тяготеющими к переделке при­роды (крупные корпорации и государственная бюрократия), существовали и разнообразные общественные силы противоположной направленности. Сюда надо включить и многие органы местного самоуправления, и часть фермерства, и особенно широкий спектр неправительственных некоммерческих организа­ций — экологических, потребительских (общества потребителей на Западе — большая сила!) и всевозможных других. В 1960-1970-х годах в развитых стра­нах произошёл перелом: стали явно меняться само направление развития и представления о «прогрессе». Под давлением общественности правительства ввели гораздо более строгие экологические нормативы. Европейцы взялись за очистку своих рек, а американцы — за возрождение к жизни Великих озёр. Нефтяной кризис 1973-1975 годов в конечном счёте обернулся для развитых стран благом. Они поневоле вплотную занялись энергосбережением и в массо­вом порядке заменили энергоёмкие технологии более экономными (и почти всегда экологически более чистыми). Возникло и вошло в моду «органическое» или «биологическое» земледелие. Его приверженцы отвергли ядохимикаты, а крайние из них — и минеральные удобрения. Урожаи у «органических» зем­ледельцев несколько упали, а вот рентабельность не снизилась, поскольку «ор­ганические» продукты удавалось сбывать по более высоким ценам. И в селек­ции сельскохозяйственных растений с 1980-х годов произошёл явный поворот от «интенсивных» сортов (перекормленных неженок) к адаптивным, которые способны переносить далёкие от оптимума условия среды. (У нас к подобному повороту в селекции ещё с 1970-х годов призывал выдающийся генетик Иосиф Абрамович Рапопорт (1912-1990), только тогда его не слушали, а некоторые се­лекционеры и многие чиновники и по сей день ничего не усвоили.)