Дофаномика. Инструкция по управлению вниманием, эмоциями и желаниями - Егор Апполонов

уровне инстинктов. Яркие образы, захватывающие истории, эмоциональные триггеры, призывы к действию — все это активирует «кнопки внимания»[60] в мозге клиента, заставляя его не просто увидеть ваше сообщение, а запомнить его, проникнуться им и, в конечном счете, совершить покупку.

Но внимание — это капризная энергия. Оно вспыхивает на ярких образах, согревается эмоциями, но так же быстро может погаснуть. Мысль легко ускользает, если ее не зацепить крючком. Поэтому главный секрет удержания — не только в том, чтобы зажечь интерес, но и в том, чтобы оставить его открытым, как незапертую дверь.

Наш мозг устроен так, что недосказанное цепляет сильнее завершенного. История без финала, действие, прерванное на полпути, обещание, отложенное на потом, — все это держит внимание в напряжении. Мы возвращаемся мыслями снова и снова, потому что хотим закрыть петлю. Именно эту странную, но мощную особенность человеческой психики в 1920-е годы описала Блюма Зейгарник. И сейчас самое время рассказать о ее открытии — одном из важнейших инструментов, объясняющих, как внимание превращается в долговременный крючок.

Резюмируем

Эта глава показала: внимание — не просто мимолетный взгляд, а самая ценная валюта современного маркетинга. Red Bull и Dollar Shave Club дали нам понять: чтобы захватить внимание, не нужны одинаковые бюджеты — нужна смелая идея. Внимание не покупают, его завоевывают. Оно вспыхивает на эмоциях, юморе, смелости, но так же быстро угасает, если его не удержать. Поэтому маркетолог должен управлять прожектором сознания: направлять его луч и удерживать в нужной точке.

• Внимание — ресурс ограниченный, и именно за него идет настоящая война брендов.

• Большие идеи делают бренд культурным феноменом.

• Искренность и дерзость позволяют стартапам конкурировать с гигантами (пример Dollar Shave Club).

• Мозг реагирует на яркие образы, эмоции и недосказанность — все это можно использовать как крючки.

• Захватить внимание мало — нужно уметь удерживать его, превращая краткий интерес в долгую эмоциональную связь.

Эффект Зейгарник: оставьте гештальт открытым

Берлин, середина 1920-х. Узкий коридор Психологического института пахнет мелом и свежей бумагой; за матовым стеклом двери — лампа с круглым абажуром, простой стол, секундомер и стопка разномастных заданий. Участник № 12 садится, поправляет карандаш. Перед ним — совсем не великий эксперимент, а набор мелочей: напечатать имена в столбик, сложить из картонных полосок фигуру, дорисовать недостающие линии, посчитать ряды цифр, сдвинуть кубики в заданный узор, сшить тесемкой «ковер». Никакой драмы. Будто бы…

Экспериментатор объясняет правила без нажима: «Работайте быстро и аккуратно. Если я скажу: “Стоп”, сразу прекращайте и переходите к следующему». Голос ровный, почти будничный. Секундомер щелкает, время на задание № 1 пошло, участник привыкает к ритму: задача — дыхание — карандаш — взгляд. В этот момент в любой лаборатории рождается самое коварное чувство — ожидание завершения. Мы делаем первый штрих и уже видим последний.

«Стоп». Карандаш замирает в воздухе, лист уходит из-под пальцев. Ничего страшного — просто переход к следующему. Но в мышцы, как заноза, въедается микродвижение, не доведенное до конца. Следующее задание идет легче, и снова — «Стоп». И еще раз. Половину задач дают довести до логического финала: поставить последнюю точку, затянуть узелок, подытожить сумму. Другую половину отбирают на долю секунды раньше, чем запланировал мозг.

К пятой задаче участник уже знает ритм прерываний, но каждый раз не попадает в него. Невысказанные последующие шаги — «еще одна цифра», «еще одна петля», «еще один штрих» — остаются висеть в воздухе, как недозвучавшие ноты. Внешне это ничего: никакой бурной реакции, никакой драмы. Внутри — тихое напряжение, незаметная складка на лбу, крохотное «потом доделаю», хотя «потом» здесь не предусмотрено.

Так проходит полчаса: серия разнотипных занятий — слишком простых, чтобы помнить их по отдельности, и достаточно разнообразных, чтобы не сработала привычка. Экспериментатор остается нейтрален, как метроном. Он не подсказывает, не сочувствует, не возмущается: только следит, чтобы сигнал «Стоп» звучал ровно тогда, когда рука участника идет к логическому финишу. В этом — все искусство процедуры: прерывать не где попало, а в самой точке зарождающегося облегчения, когда мозг уже приготовился «закрыть гештальт».

Последняя карточка закончена. Секундомер щелкает. Тишина. Экспериментатор убирает со стола все предметы — ни одного следа того, чем человек только что был занят. И лишь тогда произносит единственную просьбу: «Перечислите, пожалуйста, все, что вы выполняли. Сколько вспомните». Никаких подсказок, никакой спешки. Просто воспоминание — как прожектор, который участник направляет внутрь своей головы.

Что происходит дальше, выглядит не как научный трюк, а как знакомое бытовое чувство. Память поднимает на поверхность не яркие, не самые длинные и даже не самые интересные задания. Она вытаскивает те, что были оборваны на полдороге. «Ковер», где не хватило пары стежков. Ряд цифр, остановленный на самой приятной границе «вот-вот закончу». Кубики, не успевшие встать в рисунок. Они всплывают первыми, упорно, как если бы у каждого была нитка, тянущая изнутри. Завершенные дела вспоминаются тоже, но позже, тише, словно им уже нечем цеплять.

Снаружи это можно описать простыми словами: незавершенное легче вспоминается. Внутри ощущается иначе: как слабо текущее электричество, которое не рассеивается, пока его не замкнешь на «готово». В лаборатории это напряжение мерили косвенно — по тому, что именно и в какой последовательности человек называл. В реальной жизни мы чувствуем то же самое, стоя в очереди, перелистывая сериалы, заканчивая на середине дела: мозг не любит незавершенность, потому что она мешает выключить внимание.

В том кабинете все было предельно корректно. Никакой мистики, только ритм «начал — прервали — начал — завершил». Но за этой простотой наступало открытие, которое позже перекочует в учебники: акт прерывания оставляет внутри крошечную псевдопотребность — желание вернуть себе облегчение завершения. И эта потребность работает даже тогда, когда вы уже ушли из комнаты, уже заняты другим делом, уже не видите ни картонных полос, ни тесемок, ни цифр. Организм помнит не «что было», а «что было не закрыто».

Когда через пару страниц мы перейдем к тому, как применить это знание в маркетинге, окажется, что все это удивительно знакомо брендам. Тизер без финала. Прогресс-бар с одним недостающим шагом. Корзина, где осталось ввести адрес. Обещание: «Ответ завтра в 09:00».

Мы, маркетологи, зовем это незакрытой петлей, клиффхэнгером или онбордингом в три шага. И механика работы этого метода та же, что и у Зейгарник: создать подходящее минимальное напряжение и вовремя предложить путь, чтобы его снять.

Сейчас же, в описании эксперимента, важнее не технологии, а тишина после секундомера. Она учит главному: чтобы удержать внимание, не всегда нужно добавлять громкость. Иногда достаточно вовремя сказать: