Вера Крыжановская-Рочестер - Бенедиктинское аббатство

Ознакомительный фрагмент

Старый сторож замка Рабенест и жена его, конечно, не были моими родителями, но кто поручил им меня? Я помнил также впечатление, произведенное мною на двух рыцарей в ночь прибытия Теобальда. Он, может быть, знает истину? Наконец, я не в состоянии был далее терпеть и решился съездить в Рабенест, чтобы добиться тайны своего рождения.

Под предлогом богомолья, я простился со всеми, получив от Нельды, которая одна знала правду, поручение расцеловать отца.

После быстрого и утомительного путешествия, я остановился однажды вечером у старой башни, где провел детство, На мой крик хорошо знакомый голос приемного отца ворчливо спросил:

– Кто там?

– Это я, – отвечал я, смеясь. – Разве я приехал не вовремя?

Старик выбежал сияющий в сопровождении конюшенного мальчика.

– Энгельберт, дрянной мальчишка! Отчего ты не сразу назвал себя? – говорил он, сжимая меня в объятиях, и повел в комнату, где мать Бригитта встретила меня также со слезами радости.

Когда прошло первое волнение встречи, я передал старикам подарки от себя и Нельды, а сам отправился к Теобальду. Нетерпение мое было так сильно, что мне казалось невозможным откладывать мои расспросы до утра.

Старый рыцарь принял меня с прежней отеческой добротой, похвалил мою наружность, потом расспросил обо всех. Я вкратце рассказал ему ужасные события последних месяцев и прибавил, что путешествие мое в Рабенест имеет целью выяснить, наконец, мое происхождение и узнать имя моих родителей.

При этих словах, Теобальд изменился в лице и закрыл глаза рукою; я увидел его волнение и, схватив его руку, сказал:

– Сударь, вы знаете, кто я. Именем Господа Бога умоляю нас сказать мне правду.

Я остановился, потому что сердце мое сильно билось. Я стоял, как перед опущенной завесой: что откроет она мне, когда ее поднимут?

Я горячо сжимал руку рыцаря, который был погружен в свои мысли и не отвечал мне ничего. После молчания, показавшегося мне вечностью, он открыл лицо, ставшее очень бледным, и сказал с грустью:

– Да, сын мой, я знаю твое происхождение, но не спрашивай меня, ты не узнал бы ничего хорошего или утешительного.

Желание узнать правду пересиливало во мне все другие чувства.

– Откройте мне все, – повторял я. – Я предпочитаю наихудшую истину терзающей меня неизвестности и разным предположениям, в которых я теряюсь. Когда я появился на свет, меня не хотели потерять бесследно из вида, так как на моей руке есть оттиск герба. Значит, кто-то интересовался моей судьбой и отметил меня, чтобы я не затерялся в толпе.

Теобальд встал, прошелся несколько раз по комнате, потом, скрестив руки, остановился перед камином и пристально смотрел на пламя. Он казался в нерешимости и тяжело вздыхал.

Я в волнении следил за ним, как вдруг безумная мысль мелькнула в моем помутившемся мозгу: не сам ли Теобальд мой отец? Он был взволнован, когда говорил о моем происхождении; он всегда обращался со мною с отеческой нежностью, и невольно глаза мои пристально всматривались в высокую и видную фигуру рыцаря, освещенную огнем камина, с его благородным профилем и седеющей бородой. Мысленно сравнивал я его лицо со своим: положительно, между нами было фамильное сходство.

Мысли мои были прерваны Теобальдом, который, сев около меня и проведя рукою по лбу, сказал мне:

– Слушай же, если ты этого так желаешь, но не перебивай меня и не делай никаких предположений. В конце моего рассказа ты узнаешь все.

Он собрался с духом и начал.

– Имя, под которым ты меня знаешь, Энгельберт, не принадлежит мне. Я Бруно, граф фон Рабенау, законный владелец титула и владений, связанных с этим именем; но я умер в глазах света, и богатый мраморный памятник указывает место моего упокоения. Мой племянник Лотарь унаследовал мое состояние; я искренно люблю его, и он достойный представитель моего рода.

Но было время, когда я с гордостью носил имя моих предков и с удовольствием пользовался всеми привилегиями его. Позднее я увидал у брата моего (годом моложе меня, но уже женатого) его невестку Розу; тогда я оценил также и свое богатство, потому что молодая девушка была бедна и жила у сестры.

Я безумно влюбился в это очаровательное создание, а она, увы, была прекрасна только наружно…

Свадьба наша была отпразднована с большим великолепием, но счастье мое было кратковременно; я скоро убедился, что Роза не любила меня так, как я наделся быть любимым, и искала всякого случая отдалиться от меня. Особенно часто она предпринимала путешествия в монастырь урсулинок, где одна из ее подруг была настоятельницей; так часто, что это стало казаться мне подозрительным. Аббатиса, мать Варвара, была молодая женщина лет двадцати трех, выбранная, как тогда говорили, по протекции герцога. Она не нравилась мне, но я не имел никакого основания мешать ее отношениям с Розой, так как за ней прочно установилась репутация строгой добродетели.

Проходили годы, я так же был влюблен в жену, и мы ожидали рождения Нельды, как неожиданные важные дела заставили меня оставить Розу на несколько недель.

На этом месте рассказа, граф остановился на минуту; я слушал, приковав взор к его устам, а при имени Нельды сердце мое усиленно забилось.

– Я спешил с возвращением, – продолжал рыцарь, – и явился в замок десятью днями раньше, нежели предполагал. Чтобы сделать Розе приятный сюрприз, я оставил слуг позади и в сопровождении одного Иоганна, старого, преданного конюшего, вступил в свои владения тайным подземным ходом, один из выходов которого был в саду, за высокой скалой с мховой скамьей.

Едва я вступил в сад, как окаменел от ужаса: я услышал и узнал голос графини, отвечавшей словами любви бывшему с ней мужчине. Я пробрался сквозь кустарник и взглянул на скамью.

К великому моему изумлению, я узнал самого герцога, бывшего около года в отсутствии и недавно возвратившегося. В эту минуту они начали разговор, из которого я узнал, что любовь их шла уже издавна, и что целые годы я был или безумный, или слепой. Говорили о ребенке, воспитывавшемся в тайне, о сыне герцога и Розы.

При этом последнем открытии, бешенство ослепило меня, я выхватил кинжал и бросился на герцога, но не успел я его поразить, как он свистнул и обнажил оружие, а его люди, поставленные неподалеку, бросились на меня сзади и нанесли мне несколько ударов кинжалом. Серьезно раненый, я потерял сознание…

Опомнившись, я увидел себя в хижине угольщика и подле – моего верного Иоганна, не отходившего от меня. От него я узнал все случившееся во время моего обморока.

Как и я, он слышал разговор Розы с любовником, но во время борьбы он держался в стороне, понимая, что бессилен против многочисленной свиты и особенно против герцога.