Абрахам Меррит - Корабль Иштар

— Встань, — приказал Сатана. Проситель вскочил на ноги, не отрывая взгляда от кубка. Нечестивый ритуал начался заново!

— Ты, человек, бывший Робертом Тейлором, скажи, кто я такой?

— Ты Сатана!

— А кто такой Сатана?

И снова богохульное признание:

— Ты мой бог!

— У тебя не должно быть бога, кроме меня!

— У меня нет бога, кроме тебя, Сатана!

— Чего ты хочешь, человек?

Раб выпрямился, голос его утратил безжизненность. Лицо стало жестким, как у палача.

— Убить человека, которого я ненавижу… найти его… уничтожить… убить медленно… много раз!

— Один раз ты убил его… слишком быстро, — злобно сказал Сатана и добавил без выражения — Благодаря мне ты найдешь того, кого ненавидишь, и убьешь его, как желаешь! Пей!

Он передал напиток. Еще дважды я слышал звон призывающего гонга, дважды видел, как из-за серебряных занавесей появлялись обреченные с бледными лицами и алчными глазами и исчезали. Один мужчина попросил власти над царством зверей. Другой — рай, полный женщин.

Сатана обещал и давал им зеленый напиток.

Кефт!

Сильнейший дьявольский наркотик, который давал выпившим иллюзию исполненного желания. А потом обращал мозг к самому себе, пожирал его. И дьявольская алхимия поглощала саму душу.

Я смотрел, как околдованный. Ева была забыта. Но если я забыл о ней, то Баркер — нет. Щель, через которую я смотрел, закрылась. Баркер коснулся меня, мы встали. Бесшумно прошли по тусклому черному коридору.

Меня слегка тошнило.

Какая прекрасная картина — Сатана, купающийся в поклонении своих рабов, распределяющий любовь и ненависть, темную власть и похоть, беспристрастно дающий каждому то, чего он или она больше всего хочет.

Да, иллюзия. Но более реальная для наркоманов, чем жизнь без напитка.

Но, Боже, их пробуждение!

И после пробуждения испепеляющее стремление бежать от реальности. Вернуться в мир иллюзий, куда дверь открывает только кефт!

Неудивительно, что те трое в музее пошли на смерть со слепым повиновением.

Если Сатана и не тот, за кого себя выдает, то сатанинской силы он не лишен.

Я не обращал внимания, куда мы идем, слепо следуя за Баркером.

— Ну, разве я был не прав? — неожиданно прошептал он. — Разве это не вход в ад? Кто же, по-вашему, Сатана?

Я пришел в себя.

— Продавец наркотиков. Притон а-ля Риц. Вот и все. Я видел опиумные притоны в Китае, по сравнению с которыми этот — землянка. А наркоманы там готовы перерезать горло за дозу так же просто, как эти рабы Сатаны.

Ни одно из этих утверждений не было вполне истинным, но мне было приятно так говорить.

— Да? — цинично переспросил он. — Ну что ж, думайте по-своему. Я надеюсь, вы на самом деле так думаете, капитан.

Я тоже надеялся, что смогу думать так.

— Тише, — прошептал он.

Мы двигались, как два привидения во тьме коридора. У меня осталось неясное впечатление, что мы воспользовались несколькими лифтами. И никакого представления, в каком направлении моя комната.

— Пришли, — прошептал Баркер и остановился, прислушиваясь. Я сунул в карман часы, чтобы их светящийся циферблат нас не выдал. При этом я взглянул на них. Было уже почти полпервого.

Баркер подтолкнул меня вперед. Слабый запах, едва ощутимый аромат.

Ева! Мы в ее комнате.

Глава XIV

— Мы ее опередили, — неосторожно прошептал я.

Послышался шорох, кто-то торопливо сел в постели.

— Кто здесь? — донесся негромкий голос Евы. — У меня палец на кнопке звонка.

— Это я, Джим, — ответил я так же негромко, но торопливо.

— Джим! — Вспыхнул затемненный свет. — Где ты был? Я до смерти беспокоилась о тебе!

Ева опиралась на подушку, карие глаза ее широко раскрыты и светятся, бронзовая копна волос слегка взъерошена. Она похожа на проснувшуюся маленькую девочку. И она прекраснее всех. Каждый раз, когда я смотрел на Еву, она казалась мне еще прекраснее. На ней прелестное кружевное розовое неглиже. Я знал, что всю оставшуюся жизнь при виде кружевного розового неглиже сердце мое будет биться быстрее, даже если оно будет выставлено в витрине магазина.

Она соскользнула с постели, подбежала ко мне и поцеловала. Это было так приятно, что я совершенно забыл обо всем.

И услышал странные звуки позади. Гарри раскачивался из стороны в сторону, сжав руки, полузакрыв чуть повлажневшие глаза, лицо в экстазе, он вполголоса напевал, как влюбленный попугай. Он действительно был сентиментален, маленький воришка Гарри.

Ева взглянула на него и рассмеялась.

— Если хотите сказать: «Благословляю вас, дети мои», — давайте Гарри, — шаловливо сказала она.

Он замигал, пришел в себя и улыбнулся ей.

— Вспомнил о нас с Мэгги, — сказал он. — Как мы встретились. Сердце согрелось.

— Ну, ладно, — вмешался я, — полагаю, можно начинать совещание. У нас много вопросов, а времени мало. Могут ли нас прервать, Ева?

— Вряд ли, — ответила она. — Откровенно говоря, здесь никто не обращает внимания на ночные встречи. И все помалкивают и не приходят без приглашения. С другой стороны, Джим, ты не тот человек, которого ожидают тут встретить. Наше отвращение друг другу, дорогой, хорошо всем известно. Сатана обязательно узнает об этом. И тоща…

Ей не нужно было кончать предложение. Я сам очень ясно представлял себе, что сделает Сатана.

— Трудно было бы объяснить и присутствие Баркера, — добавила она.

— Как, Гарри? — спросил я его. — Не могут ли вас хватиться?

— Нет, если не случится чего-нибудь необычного. Если меня станут искать в моей комнате, я скажу, что работал где-нибудь в другом месте. Сатана не станет меня искать, это точно.

— Что ж, придется рискнуть, — решил я. — Но мы будем говорить тихо и не зажжем свет.

Ева погасила лампу. Она откинула тяжелую занавесь с окна. Слабо светила луна, скрытая облаками. Мы с Баркером передвинули кушетку в темную часть комнаты. И сели на нее втроем.

Мы говорили. Нет смысла пересказывать. Мы ни к чему не пришли. На мгновение вспыхнуло несколько идей и тут же потухли, как блуждающие огоньки. Я по-прежнему находился под тяжелым впечатлением увиденного в нечестивом храме Сатаны и никак не мог отвлечься. Меня не оставляло ощущение тщетности всех наших попыток. Мы как мухи в паутине на стене храма с отпечатками следов. Отцепившись от одной нити, мы обнаруживали другую. Но постоянное присутствие теплого тела Евы, прижавшейся ко мне, ее храбрость, доверие помогали бороться с убывающей уверенностью. Выход есть. Он должен быть.

Прошло больше часа, но мы не нашли никакого выхода.