Джейн Остин - Гордость и предубеждение и зомби

— Идите к отцу, он ждет вас в библиотеке.

Она тотчас же пошла туда.

Ее отец ходил взад-вперед по комнате и выглядел серьезным и взволнованным.

— Лиззи, — сказал он, — да что с тобой? Ты что, рассудок потеряла, согласившись стать его женой? Не ты ли всегда терпеть его не могла?

Как же ей теперь хотелось, чтобы ее прежние суждения были более разумными, а выражения — более сдержанными! Тогда она оказалась бы избавлена от объяснений и признаний, о которых теперь говорить было крайне неловко, но необходимо. Смущаясь, Элизабет заверила отца, что любит мистера Дарси.

— Ну да, он богат, и у тебя будет нарядов и экипажей побольше, чем у Джейн. Но будешь ли ты счастлива?

— У вас есть другие возражения, — спросила Элизабет, — кроме уверенности в моем равнодушии или нежелания терять воина в моем лице?

— Никаких. Мы все считаем его гордым и неприятным человеком, а Лонгборну, да и всему Хартфордширу без тебя туго придется, но это все пустяки, если он и впрямь тебе нравится.

— Очень, очень нравится, — отвечала она со слезами на глазах. — Я люблю его. И нет в нем никакой излишней гордости. Он прекрасный человек. Вы не знаете, каков он на самом деле, а потому, прошу, не обижайте меня, говоря о нем такие вещи.

— Лиззи, — произнес ее отец, — я дал ему свое согласие. Он из тех людей, кому я в жизни не посмею отказать, о чем бы он ни попросил. Теперь я даю мое благословение и тебе, если уж ты так твердо решила стать его женой. Но мой тебе совет — обдумай все хорошенько. Я тебя знаю, Лиззи. Знаю, что ты не сможешь жить счастливо и достойно, если не будешь по-настоящему уважать своего мужа, если не будешь почитать его превыше всего. Твои необычайные боевые таланты могут сделать твой брак неравным. И тогда тебе не избежать тоски и сомнений. Дитя мое, не заставляй меня горевать, видя, что ты не уважаешь своего спутника жизни.

Элизабет, разволновавшись еще больше, отвечала ему самым серьезным и искренним тоном. Она снова уверила его, что мистер Дарси — ее истинный избранник, и рассказала, как постепенно менялось ее мнение о нем. Она твердо заявила, что чувства Дарси — не мимолетное увлечение, что они прошли испытание временем, и с жаром перечисляла все его положительные качества, пока не сумела развеять подозрения отца и примирить его с мыслью об их браке.

— Что ж, дорогая моя, — сказал мистер Беннет, когда она замолчала. — Мне больше возразить нечего. В таком случае он тебя заслужил. Я не отдал бы тебя, Лиззи, кому-нибудь менее достойному.

Тогда, чтобы закрепить это благоприятное впечатление, она рассказала ему о том, что мистер Дарси сделал для Лидии. Отец слушал ее с изумлением.

— Воистину вечер чудес! Итак, это все устроил Дарси? Дал денег, оплатил долги Уикэма, а самого его изувечил? Тем лучше. Это избавит меня от множества хлопот и жестокой экономии. Если бы все сделал твой дядя, я должен был бы заплатить ему — и заплатил бы! Но эти безумные влюбленные все делают по-своему. Завтра предложу вернуть ему долг, он примется бурно протестовать, рассказывать о том, как тебя любит, и тем все окончится.

Тут он припомнил, как несколько дней назад ее смутило письмо полковника Фицуильяма, и, посмеявшись, наконец отпустил ее, сказав ей вслед:

— Если какие-нибудь молодые люди явятся за Мэри и Китти, пришли их ко мне, я как раз ничем не занят.

С души Элизабет свалилась огромная тяжесть, и, помедитировав с полчаса в своей комнате, она успокоилась настолько, что смогла выйти к остальным. Все пережитое еще слишком владело ею, чтобы она могла присоединиться ко всеобщему веселью, но все же вечер прошел тихо и спокойно. Бояться больше было нечего, а со временем к ней вернутся спокойствие и непринужденность.

Когда ее мать поднялась к себе в гардеробную, дабы приготовиться ко сну, Элизабет пошла за ней и сообщила важные новости. На миссис Беннет они подействовали самым необыкновенным образом — едва услышав их, она остолбенела и лишилась дара речи. Прошло много, довольно много времени, прежде чем она осознала услышанное. Потом наконец она пришла в себя, завертелась на стуле и то вскакивала, то снова садилась, беспрестанно восклицая от удивления и взывая к Богу:

— Боже праведный! Святые небеса! Да подумать только! Ох ты господи! Мистер Дарси! Кто бы мог подумать? Неужели правда? Ох, миленькая моя Лиззи! Какой же ты будешь знатной и богатой! Сколько денег на наряды, а какие у тебя будут драгоценности, какие экипажи! Джейн с тобой не сравнится — ни за что не сравнится! Я так счастлива, я так рада! Он такой очаровательный мужчина! Так хорош собой! И такой высокий! Лиззи, душечка моя! Уж извинись перед ним за то, что я его раньше так недолюбливала. Надеюсь, он об этом забудет. Лиззи, милая, милая моя! И дом в столице! Любая роскошь! Три дочери замужем! Десять тысяч в год, а то и больше! Лучше и не придумаешь! И особое разрешение. Ты ведь непременно, непременно будешь выходить замуж по особому разрешению![14] Но, голубушка, скажи-ка мне, какое у мистера Дарси любимое блюдо, я велю его завтра подать.

Это было не самым лучшим предзнаменованием того, как ее мать намерена обращаться с упомянутым джентльменом. Элизабет поняла, что пусть она и убедилась в искренних чувствах к ней мистера Дарси, и получила согласие родителей на брак, однако о многом еще приходится только мечтать: о мире в Англии, благословении его родственников и о матери, с которой у нее было бы хоть что-то общее.

Но наутро все прошло гораздо лучше, чем она ожидала. К счастью, миссис Беннет так благоговела перед своим будущим зятем, что не осмеливалась заговорить с ним и могла лишь предлагать ему чаю да стряхивать крошки с его панталон. Элизабет с радостью заметила, что отец изо всех сил старается с ним сблизиться, и вскоре мистер Беннет заверил ее, что его уважение к мистеру Дарси растет с каждой минутой.

— Я высоко ценю каждого моего зятя, — сказал он. — Хотя, впрочем, Уикэм, — добавил мистер Беннет с лукавой улыбкой, — по-прежнему остается моим любимцем. Он суетится поменьше прочих.

Глава 60

Вскоре к Элизабет вернулось столь присущее ей шутливое настроение, и она принялась требовать у мистера Дарси отчета в том, как он в нее влюбился.

— С чего же все началось? — спросила она. — Понимаю, что, стоило вам влюбиться — и дальше вы прекрасно с этим справлялись, но что же заставило вас сделать первый шаг?

— Я не могу назвать точный час, место, взгляд или слово, пробудившие во мне это чувство. Все случилось так давно. Я уже прошел половину пути, прежде чем понял, что ступил на него.

— Вряд ли дело в моей красоте или боевых талантах — и в том, и в другом вы мне не уступаете. Что до моих манер, то в моем отношении к вам любезности было мало, и в разговоре я всякий раз старалась уколоть вас побольнее. Признайтесь же, вас покорила моя дерзость?