Стивен Кинг - ОНО

— З-знаете, с-сколько?

— Один нужен, чтобы держать лампочку, а четверо других, чтобы перевернуть дом вверх дном, — рассеянно отозвался Зак Денбро и перевернул страницу журнала.

— Ты что-то сказал, дорогой? — встрепенулась мать. По телевизору в фильме священник советовал своему непутевому брату — громиле-бандиту явиться с повинной и молить Бога о прощении.

Билл сидел на кушетке, обливаясь потом, холодным потом. Холодно было оттого, что он был не единственной «книгой» между родителями. Рядом с ним сидел Джордж, только Билл его не видел. Это был совсем другой Джордж. Он никогда не требовал кукурузных хлопьев и не кричал родителям, что Билл щиплется. Этот новый Джордж никогда не валял дурака. Этот Джордж был однорукий, задумчивый, бледный. Он сидел в тени бело-голубого экрана, не проронив ни звука. Возможно даже, что холод шел не от родителей, а от Джорджа; возможно, что именно Джордж был тем самым убийцей в ледяной пустыне. Под конец Билл не выдержал холода и убежал от своего ледяного невидимого брата в свою комнату. Там он лег на постель и, уткнув лицо в подушку, заплакал.

Комната Джорджа нисколько не изменилась за все это время. Как-то, спустя две недели после похорон сына, Зак сложил несколько его игрушек в картонную коробку: он хотел передать их Армии Спасения или еще кому-нибудь безвозмездно. Шарон Денбро заметила, как он вышел из комнаты, держа в руках коробку с игрушками Джорджа. Она всплеснула руками, схватилась за голову, как будто собиралась рвать на себе волосы, но пальцы ее неожиданно сжались в кулаки. Наблюдая эту сцену, Билл прижался к стене, ноги у него обмякли, силы разом его покинули. Мама пришла в ярость, как Эльза Ланкастер из фильма «Невеста Франкенштейна».

— Не смей трогать его вещи! — завизжала она.

Зак дрогнул и, не говоря ни слова, отнес коробку на прежнее место. Он даже разложил игрушки, как они раньше стояли. Когда Билл вошел в комнату Джорджа, он увидел, что отец стоит на коленях у постели младшего сына; мама до сих пор меняла на ней белье. Уронив голову на мускулистые руки, отец плакал, и от этого Биллу стало еще страшнее. Внезапно он поймал себя на пугающей мысли: может, не все время будет так плохо, может быть, еще наступит лад, но скорей всего все покатится под откос, и с каждым днем будет хуже и хуже.

— Папа.

— Ступай, Билл, — сказал отец приглушенным, дрожащим голосом. Спина его распрямилась и снова согнулась. Биллу очень хотелось коснуться ее: может, его рука поможет и отец перестанет плакать и так тяжело дышать. Но он не осмелился. — Ступай, нечего тут стоять.

Билл вышел и украдкой пошел по коридору: снизу, из кухни, доносился плач матери. Пронзительный и безудержный. «Почему они плачут порознь?» — подумал Билл и тотчас отогнал от себя эту мысль.

9

Итак, вечером в первый день каникул Билл вошел в комнату Джорджа. Сердце тяжело стучало, ноги точно окоченели от напряжения. Билл часто заходил в комнату Джорджа; не то чтобы ему нравилась эта комната, отнюдь! В ней так чувствовалось присутствие Джорджа, что казалось, здесь обитает его призрак. Билл невольно поймал себя на мысли, что дверь платяного шкафа в любой момент может со скрипом отвориться и среди рубашек и брюк, аккуратно развешанных на распялках, возникнет Джордж в желтом непромокаемом плаще, забрызганном кровью. Джордж с одной рукой, торчащей из желтого рукава. Невыразительный тупой взгляд, внушающий ужас, — глаза зомби из фильмов ужасов. Джордж выйдет из платяного шкафа и, хлюпая калошами, направится через всю комнату к кровати, где сидит Билл, окаменевший от страха.

Если бы в один из вечеров, когда он, поднявшись с постели брата, разглядывал фотографии Джорджа на стене и игрушечные машины на туалетном столике, если бы в это время погас свет, с Биллом, по всей вероятности, случился бы сердечный приступ, который секунд через десять привел бы к роковому исходу. Но тем не менее Билл приходил в комнату брата. Бороться со страхом, отгонять от себя тень Джорджа было нужно во что бы то ни стало; почему, Билл не мог себе ответить толком. Это было необходимо, чтобы как-то прийти в себя после смерти младшего брата, найти в себе силы жить дальше, жить достойно. Нет, не вычеркнуть Джорджа из памяти, но как-нибудь постараться, чтобы жизнь не казалась такой ужасной и отвратительной. Билл понимал, что родители и рады были бы представить Джорджа другим, прежним, но это им не удается, рассчитывать на их помощь нечего, ему придется самому побороть в себе страх.

Не только ради себя приходил Билл в комнату брата, он приходил и ради самого Джорджа. Он очень любил брата, они прекрасно ладили друг с другом, хотя, конечно, бывали ссоры… Как-то вечером, когда потушили свет, Билл прокрался на кухню и съел остатки мороженого с лимоном, а Джордж потом наябедничал родителям, но то был редкий случай. Так они ладили. Джорджа нет; казалось бы, что может быть хуже? Но когда Джордж превратился в какого-то монстра, страшилище, дальше, как говорится, деться некуда.

Билл очень скучал по младшему брату, что правда, то правда. Скучал по его голосу, смеху. Или вдруг вспомнит, с какой доверчивостью, бывало, заглядывал ему в глаза Джордж, надеясь, что старший брат ответит на какой-нибудь его вопрос и объяснит ему все по порядку. Как тут сердцу не дрогнуть! И что необычайно странно: временами он чувствовал, что больше всего любит Джорджа, когда испытывает страх, при мысли, что какой-то зомби в образе Джорджа таится в платяном шкафу или прячется под кроватью. Именно здесь, в комнате Джорджа, лучше всего вспоминалось, как он любил младшего брата и как беззаветно любил его Джордж. Пытаясь примирить два столь разных чувства — любовь и ужас, Билл чувствовал, что в эти минуты он как никогда близок к разгадке таинственной смерти брата.

Билл едва ли смог бы высказать это кому бы то ни было, мысли роились в его сознании бессвязной чехардой. Но своим добрым, отзывчивым сердцем Билл понимал, что хочет, и это было для него самое главное.

Иногда он просматривал книги Джорджа, иногда перебирал его игрушки.

А в альбом фотографий не заглядывал с прошлого декабря.

Теперь, вечером, после знакомства с Беном Хэнскомом, Билл открыл дверцы платяного шкафа; как обычно взял себя в руки, готовый в любой момент увидеть среди распялок с одеждой Джорджа в окровавленном плаще; так и кажется, что он сейчас ткнет своим мертвенно-бледным пальцем с отросшим ногтем ему в руку и попытается завладеть ею. Итак, открыв дверцу, Билл взял с полки альбом с фотографиями.