Кровавые легенды. Русь - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

торгового комплекса, – выполнено! – восьми девятиэтажек, четырнадцатиэтажного, с единственным подъездом, муравейника, по-здешнему – «панелака», и одинокого, ютящегося на отшибе činžovního důma. «Чинжовными» домами или, сокращенно, «чинжаками», звались многоквартирные типично чешские строения с внутренними двориками, скрытыми от посторонних глаз. Заканчивался пробег фирмами, расположенными в небоскребах из стекла и бетона, и это была худшая часть «прогулки». Илья с дурацкой поясной барсеткой чувствовал себя бродягой, которого вот-вот погонят метлой из царства роскоши.

«Привыкну».

Он бросил «кравчучку» у палисадника, откинул клапан, извлек две пачки, перемотанные зелеными резинками. Та, что пухлее, – обычные письма и бандероли, та, что потоньше, – письма заказные, которые надо доставить прямо в руки. Илья приободрился, в списке адресатов была рыженькая из десятой квартиры, он уже доставлял ей почту. С тех пор как Леся сказала, что дружеского секса больше не будет, он хранил верность порноактрисам.

«Сосредоточься».

Илья позвенел ключами, еле-еле нашел нужный и отворил прозрачную дверь. Подъезд, идеально чистый, благоухал лимонной цедрой. «Хороший подъезд», – подумал он. Это значило, что все ящики помечены фамилиями владельцев, фамилии набраны на компьютере и распечатаны, а не накарябаны ручкой так, что черт ногу сломит.

Илья вспомнил подъезд в хрущевке, в которой прошла его юность и жила его безответная любовь Оля Доскач: матерные стишки на штукатурке, побелка, выпаленная спичками, изувеченные кнопки в лифте. Эмигрантский снобизм, который он у себя подмечал, утрировал детали, демонизировал отрочество. Илья сорвал резинки и принялся «метать» письма в скважины.

Новотные, Фриндловы, Бенедиктовы.

Процесс успокаивал, ассоциируясь с какой-нибудь примитивной игрой для мобильников. В свое время Илья поразился, как много писем пишут европейцы. Точно нет ни «Фейсбука», ни эсэмэсок с имейлами. Дюжина конвертов на один подъезд! Понятно, большинство – от юрлиц, но и физлица строчили, аки писатель Лавкрафт. Умилительные открытки для любимых бабушек, внуков, племянников, крестников…

Дворжковы, Стегликовы, Фиаловы…

Монотонно, вниз-вверх, запинаясь на фамилиях вьетнамцев.

Зденичка, Алжбета, Вика…

Впервые он увидел Вику на вечеринке у общего знакомого, диджея. Долговязая брюнетка в черных брюках и белой рубашке, под которой явно не было бюстгальтера. Длинные руки, длинные ноги, смуглая кожа, что-то восточное в броской внешности. Вскоре он узнал, что Вика два года как перебралась в Прагу из Сум. Она пила шампанское и заливисто смеялась, вдруг посмотрела на Илью, убрала локон за ухо, коснулась губами кромки бокала, влюбила в себя. В голливудских мелодрамах в такой сцене звукорежиссер убрал бы шум голосов и запустил романтическую музыку. Позже несколько товарищей, включая организатора вечеринки, предупреждали Илью, чтобы он не вздумал закручивать с Викой серьезных отношений. У нее была подмоченная репутация. Илья ослушался, конечно.

В тот вечер они ушли от диджея вдвоем. Был май, день святого Яна Непомуцкого, пена цветущих каштанов, выдры, милующиеся на набережной Сметаны, атланты, пойманные в сети реставраторов. Илья и Вика катались в трамваях, поделив на двоих наушники и Twenty One Pilots, танцевали в клубе, целовались в подворотнях, а под утро упали на диван в Викиной комнатушке и занялись сексом, глядя друг другу в глаза. Илья боялся, что умрет от нежности.

Следующую неделю они не расставались. Ночью кутили и трахались в клубных туалетах, на рассвете лопали кебабы, – он слизывал майонез с ее подбородка – днем отсыпались и снова трахались. Простыня прилипала к исцарапанной спине Ильи. Он не был девственником, но прежние половые утехи теперь казалась ему брачными играми хасидов. Вика была ненасытна. Когда он все-таки вспомнил про университет, присылала ему сообщения: «Попробуем так?» – и ссылки на порносайты. Не досидев до конца лекции, он мчал к ней на Ходов, и она отпирала дверь, голая и возбужденная.

Он был начитанным мальчиком, она признавалась, что со школы не открыла ни одной книги. Но она была умна, словно человек, проживший несколько жизней и этими жизнями битый; умна и расчетлива. Она почти ничего не рассказывала о прошлом и постоянно меняла номер телефона.

Вика дала Илье таблетки, от которых он перестал спать на несколько суток, а свет фонарей размазался по ночному городу, как сперма по ее костистому лицу. До этого он даже травку не курил. Вика брала у Ильи деньги и приносила наркотики. На дискотеке Илья упал в обморок, и его выволокла на улицу охрана. На праздновании маминого дня рождения у него случился приступ паники. Илью исключили из вуза. Мама узнала об этом лишь через месяц и была опустошена. Мама во всем винила бедовую пассию сына. Вика сказала: «Плевать. Разве Билл Гейтс закончил Гарвард? Мы разбогатеем и без дипломов».

Друг устроил Илью в проекторное бюро. Вика работала официанткой в пиццерии. Когда хозяин пиццерии узнал, что она подворовывает из кассы, Вику выгнали, а Илье пришлось возмещать разъяренному владельцу ущерб. Любовь и развившаяся к тому моменту зависимость от таблеток ослепили Илью. Только порвав с Викой, он узнал, что она была веб-моделью.

На годовщину отношений Вика преподнесла Илье подарок: пропала бесследно. Он был сам не свой, обзванивал знакомых, больницы и, отчаявшись, морги. Впервые сам купил наркотики – Викин барыга, татуированный хорват, по-братски похлопал его по спине и посоветовал «забыть эту чертову девку». Выяснилось, что перед исчезновением Вика заняла у подруги кругленькую сумму. Илья вернул долг.

Спустя три недели Вика позвонила и попросила забрать ее из города Мост. Илья сорвался с работы, проигнорировав возмущение начальника. Вику он нашел на вокзале, обдолбанную в хлам. Он закатил скандал. Она сказала, что ее изнасиловали. «Не спрашивай кто. Не пытайся мстить. Поехали домой, у тебя есть деньги?»

Пока она спала в поезде, он залез в ее телефон и среди селфи в жанре ню обнаружил свежие фотографии из Мюнхена, на которых вместе с Викой позировал престарелый немец в костюме от Loro Piana. Из переписки Илья, потерявший вуз, работу и доверие мамы, выяснил, что немец был не единственным любовником Вики. Или «Пандоры» – так мужчины называли его гулящую подружку. Таращась в окно, Илья задался вопросом, в курсе ли Вика, что имя «Пандора» носила античная девчонка, созданная Зевсом в наказание человечеству.

Как ни странно, их отношения на этом не закончились. Были клятвы, слезы, мольбы о прощении – и он простил. А вскоре он раздавил погрузчиком коробки на оптовой базе, был уволен и в тот же день избит у подъезда мрачными типами в спортивных костюмах. Предварительно типы спросили: не является ли он бойфрендом Пандоры? Сломанное ребро едва не проткнуло легкое.

Вика не навещала Илью в больнице. Написала сообщение, что не хочет случайно столкнуться с его мамашей, и заверила: те уроды будут наказаны, серьезные люди уже ими занимаются. Илья ничего не