Джозеф Ле Фаню - Проклятый остров

Ноги у меня словно налились свинцом, так что я не мог двинуться, язык отнялся, и я ощущал себя беспомощным ребенком, которого стиснул в своих ручищах великан. И все же надежда устоять меня не покидала, поддаться отчаянию я не желал.

Долго ли длилась схватка — не знаю: мощное притяжение комнаты влекло меня к себе, точно соломинку в водоворот, но в конце концов я победил. Каким же счастьем было вновь оказаться за дверью — в коридоре.

Через дверной проем я видел, что Филип все еще в комнате, где претерпевает те же муки. Его лицо — бескровное и недвижно застывшее — напоминало скорее посмертную маску, нежели лицо живого человека. Я попытался его окликнуть и подбодрить, но силы меня покинули, я и шевельнуть языком был не в состоянии. Парализованный смертным ужасом, я оставался словно прикованным к месту. Наконец Филин вывалился наружу, и дверь нечестивой комнаты за ним захлопнулась.

Напряжение спало, и мы рухнули на пол в полном изнеможении. Оба мы тяжело дышали, судорожно хватая ртом воздух, потом Филип не то простонал, не то всхлипнул, и у меня по щекам потекли слезы.

К счастью, никто нас не видел. Мы едва пришли в себя только к обеду. В волосах Филипа я заметил седую прядь, которой раньше у него не было. За столом мы объявили компании, что провели утро на реке, но вернулись с пустыми руками, и в ответ нам пришлось вытерпеть целый град насмешек над нашей рыбацкой незадачей.

Кстати устроенная вечеринка помогла нам немного развеяться, хотя и непросто было вслушиваться в беззаботную болтовню окружающих. Я предложил Филипу не ночевать в замке, однако расположиться, кроме сельских жилищ, было больше негде, да и заговорить открыто о причинах переселения мы не отваживались. Всего через несколько дней для нас должны были подготовить другое крыло.

Да и вообще, по сравнению с пережитым, ночной грохот казался уже пустяком. Той ночью, как обычно, нечисть прошлась по коридору, барабаня в каждую дверь, но затем я погрузился в глубокий сон.

Наутро меня разбудил страшный шум: в коридоре слышались возбужденные возгласы, кто-то истерически рыдал. Громче всех прозвучал уверенный голос Филипа, призывавший сохранять спокойствие. Через минуту-другую он вошел ко мне в комнату, и я увидел, что, несмотря на внешнюю невозмутимость, он крайне встревожен.

По его словам, молочник, делая утренний обход, наткнулся на тело, лежавшее под тисовым деревом. Это был юноша с перерезанным горлом. В руке у него была стиснута окровавленная бритва, так что все указывало на самоубийство.

Пока Филип, отпуская служанок, выговаривал им за устроенную истерику, я поспешно накинул на себя одежду, и мы всей мужской компанией отправились на место происшествия. Юноше на вид было лет восемнадцать: застывшие от смертного холода черты его лица, обладавшего редкой классической красотой, казались изваянными из мрамора. Глаза его прикрывала длинная прядь волос, горло чудовищным образом было изрезано и исполосовано — явно неопытной рукой.

Совсем еще мальчик! Что заставило его совершить такое? Неужели он тоже попал в сети зла, сторожащего здешние окрестности? Мной завладело чувство безысходности, описать которое словами мне не под силу. Ветер шевельнул ветки деревьев, и с них пролился дождь капель, словно сама природа оплакивала случившуюся трагедию.

Дальнейшее помнится мне смутно. Казалось, я вот-вот истерически разрыдаюсь заодно с женщинами, но мысль о Филипе меня останавливала. Позже мне говорили, что я сохранял полное самообладание и отдавал распоряжения как автомат, с каменным лицом. Прибывшая полиция взялась за дело; пожилой сержант не выказал неуместного для его должности удивления: пожалуй, он воспринял происшествие как нечто само собой разумеющееся. Мы с Филипом провели его в дом и приступили в кабинете к разговору. Филип машинально предложил ему сигару; полицейский закурил и, окутавшись густыми клубами дыма, оживленно заговорил с сильным ирландским акцентом:

— Что ж, сэр, откуда вам знать, какое это место? Для приезжих здесь словно есть какая-то приманка: приедут сюда — а им и конец. Кое-кого из тех, кто тут жил, тоже не стало. Нехорошее это место, проклятое, никому не уберечься, хоть и раздолье вокруг. Догадываюсь, что вы, сэр, ни о чем таком не подозревали. Но, так оно или нет, а я бы вам посоветовал убраться отсюда подобру-поздорову.

Последнюю фразу полицейский произнес с ноткой торжества в голосе, как если бы сумел дать урок парочке англичан, лишенных воображения.

Филип все это время рассеянно смотрел в окно. Потом встал, щедро заплатил сержанту за хлопоты и настоятельно попросил его не слишком распространяться о случившемся.

Из окна мы наблюдали за тем, как полиция готовилась забрать труп, а когда мрачная процессия скрылась из виду, Филип обратился ко мне с вопросом:

— Слышал когда-нибудь об экзорцистах? Я пригласил сюда одного: быть может, он сумеет изгнать злого духа. Выехал он утром — так что к вечеру должен появиться.

Гость прибыл к ужину. Невысокого роста, жизнерадостный, он без умолку развлекал нас своей болтовней, однако ни словом не упомянул о духах и призраках. Филип начал было излагать, что да как, но оказалось, что специалист осведомлен о деле чуть ли не во всех подробностях. Он предупредил нас, что предстоящей ночью нечисть разбушуется, хотя и посулил нам полную безопасность.

Пока не пробили часы, стояла обычная тишина. Затем нечисть вновь принялась за свои бесчинства. Приблизившись к комнате экзорциста, она загремела дверной ручкой и яростно завизжала. Затем, как видно, выдохлась и воротилась восвояси. Экзорцист сообщил нам, что провел всю ночь в молитве.

Наутро, после завтрака, состоялся ритуал изгнания злого духа. Мы все столпились в коридоре, а экзорцист, категорически наказав нам ни в коем случае не входить, один шагнул за порог комнаты.

Держа в руках книгу и зажженную свечу, экзорцист громким, внятным голосом начал читать молитвы. Свеча тут же потухла, а лицо у него задергалось в гримасах. Едва молитва была дочитана, свеча и книга полетели на пол; экзорцист, судорожно хватая ртом воздух, выкрикнул, что его душат.

Мы хотели ринуться на помощь, но не могли сдвинуться с места, онемело наблюдая за непонятными жестами, возгласами и стонами; потом экзорциста с силой выбросило в коридор, и дверь захлопнулась.

Выйдя из ступора, мы встревоженно наклонились над пострадавшим, но он лежал в глубоком обмороке, а на горле у него виднелись багровые следы. Мы перенесли его в спальню и уложили на постель. Когда к экзорцисту вернулось сознание, стало ясно, что он вплотную столкнулся с жутью, непомерной даже для человека, имевшего опыт общения с темными силами.