Райдо Витич - Флора и фауна

Чтоб ты провалился! — ощетинилась я всего на пару секунд и тут же взяла себя в руки, беззаботно улыбнулась:

— Это не у меня — у тебя фантазия на взлете.

— Или у Макрухина? Копия диагнозов твоей матери и справка о ее смерти приложены к делу. А также приводы. Ты проходила по делу об ограблении сбербанка. Искала деньги? На наряды таким экстремальным способом? С твоей-то трезвой головой? Нетрудно понять остальное, сложив дату твоего первого задания и поступления мадам Перестань в клинику.

— И что?

— Ты жила сама по себе. Мать пила, отец вас бросил. Одна. Со скольки лет?

— Какая разница? Зачем ты в этом копаешься? — пытаясь быть спокойной и даже равнодушной, спросила я, а внутри все кипело от раздражения и неприязни. Какого черта он лезет в мою душу?!

— Хочу понять. Вернее подтвердить свои догадки. Можешь не отвечать, я уже понял, что прав.

— В чем? В моем психологическом портрете? Ошибаешься. Со мной работали мастера своего дела и то не смогли многого понять.

— Куда уж мне? — улыбнулся с превосходством уверенной в себе особы. И даже в своей надменности был хорош, притягателен. И нравился мне, черт его дери! Нет, больше — я его желала. Ночь без него всего и продержалась, увидела и снова кровь начала играть.

Наверное, это страсть. Она нормальных в полоумных превращает.

Энеску замер, встретившись с моим взглядом, и словно понял, о чем я думаю, улыбку спрятал, отвернувшись.

— Иди сюда, — попросил, вытаскивая то ли из кармана халата, то ли из тайника под столом бархатную коробочку потрепанного вида. Кольцо новобрачной? Тогда уж не на палец — на шею.

Бройслав, видя мою настороженность, открыл футляр:

— Я купил это на Сотби два года назад. Можешь определить, что это?

Вопрос интересный да и вещичка любопытна. Я подошла и уставилась на кулон на древней, потемневшей от времени цепочке, массивной, золотой. Мне показалось, что где-то я его уже видела, хотя могла поклясться — нигде и никогда. Но кулон с огромным сапфиром посередине и множеством мелких рубинов и топазов по узорной филиграни чеканной бляхи будил волнение в груди.

— Старинная вещь, — прошептала я, мгновенно оценив, что стоит она как прихожая Лувра. Потянула пальцы к мерцающим граням сапфира, провела по шершавой поверхности орнамента, по витым звеньям цепочки. — Век четырнадцатый.

— Одиннадцатый — двенадцатый.

— Раритет, — взяла с благоговеньем в руку, не замечая, что Бройслав следит за мной слишком пристально, почти как гриф за дичью. Меня манил кулон, в полировке камня виднелась царапинка и будила странные ощущения, картинки: каменные стены, отсвет очага, женщина, потом грязная тряпица и запах, острый запах прелой листвы и стылого воздуха, удар, толчок в грудь…

Наважденье.

— Такие вещи опасны, — заявила, с сожалением расставаясь с кулоном. — Старинные предметы несут на себе заряды множества прошедших жизней, тех, у кого они были, кому служили. Они несут проклятье, вбирая прошлое в себя и перенося его в сегодняшний день. Несчастлив был хозяин этого кулона и ты, приобретая его, берешь несчастье на себя. Зачем он тебе?

— Тогда не знал, — приподнял за цепочку, качнул, с прищуром разглядывая украшение. — Увидел и отчего-то очень захотел купить.

— Ты всегда идешь на поводу своих желаний?

— Конечно, желания просто так не возникают. Они нить, связующая что-то скрытое от нас в прошлом и ведущая в будущее. Проводники меж событиями на временной ленте нашей жизни.

— Ты помешан на мистике.

— Возможно. Но это не минус, а плюс. Самое простое отрицать непонятное, самое сложно — пытаться его понять.

— А легких путей ты не ищешь. Неинтересно, верно?

Бройслав улыбнулся, глянув на меня:

— Как и тебе. Кулон — подарок тебе.

— О, благодарю, но оставь себе.

— Не хочется обладать им? — Он не верил. Значит, на моем лице слишком явно отразилось желание взять украшение. Сдаю. Или сдаюсь? — Признайся, тебя тянет к нему… как и ко мне.

Я скорчила пренебрежительную рожицу и хотела уйти да не смогла — кулон словно приворожил меня и не отпускал. Я села рядом на край стола, то и дело, косясь на загадочное мерцание камня.

— В свое время мне понравился меч, его выставили на Сотби и стоил он как крыло от Боинга. Зачем мне меч? А я купил. В аннотации к нему говорилось, что он принадлежал одному рыцарю времен короля Гая. Древнее оружие. У меня даже зависимость какая-то от него образовалась — я все время вертел его в руках, разглядывал, трогал. Я словно встретился с самим собой. Дежавю? Относись я к мистике прохладно, отмахнулся бы, но я начал копать и узнавать историю меча и выяснил, что он действительно в истоке принадлежал вассалу короля Гая Лемзи Де Ли. Славный вояка, герой крестового похода, верный подданный его величества и… хозяин замка Даган.

Я вздрогнула, уставилась на мужчину: сердце не билось — начало выпрыгивать из груди.

— Ну, Даган и Даган. От замка остались лишь заросшие мхом руины, — продолжил Бройслав медленнее, тише и, глядя мне в глаза почти как гипнотизер, цепко, въедливо, не отпуская и не давая отвернуться мне. — Свидетельств, понятно, о жизни того сеньора никаких. К чему все? Я отложил все, что узнал, в память до лучших дней. И вот мне в руки попадает эта вещь, — качнул кулоном. — Выясняя ее историю, я узнаю поразительное совпадение — меч и украшение связаны друг с другом — они из одной гробницы. Из фамильного склепа Де Ли. Один проныра раскопал на месте развалин замка, холмов и нагромождения камней старинное захоронение. Опять же случайно. Конечно, власти ставить в известность он не стал, продал, что нашел, по мизерной цене скупщику, а тот другому, потом еще одному. Затем коллекционер приобрел вещицы и сдал их на аукцион, желая поправить пошатнувшиеся дела. Я нашел исток, того кладоискателя и выяснил, что кроме кулона и меча в склепе были и другие интересные вещи. Особенно меня насторожили каменные надгробия с надписями титулов и имен почивших, сохранившиеся, словно их поставили вчера. Знаешь, что они гласили?

Бройслав встал и выставил кулон.

— Это украшение принадлежало молодой Исвильде Де Ли. Тебе.

— Бред, — прохрипела, отчего-то поверив сразу.

— Я б тоже так подумал, если бы не встретил ту гадалку в Москве. Кулон твой, Лена. А меч мой — Оррика Даган.

— Допустим, — прошептала, зачарованно глядя на сапфир. — Что это меняет?

— Мы снова встретились.

Я посмотрела на Бройслава: он всерьез?

И наваждение опять — вспышка: грубые кольчуги, кони, мечи, крик, холод, запах влаги, дрожь и страх. Смешенье чувств, картин, обрывки впечатлений, мыслей и лицо что словно высекали на скале, а получилось — в моей памяти. Бройслав — Оррик. Их было трудно не сопоставить: того и этого. Тот моложе, грубей чертами, нос другой и подбородок, и волосы, прическа. Но глаза один в один, как если бы тот прожил еще лет десять.