Стивен Кинг - Салимов удел

— А вы затребуете? — спросила искренне удивленная Сьюзан.

— Какой от этого может быть вред? Если парнишка мертвый — он мертвый. Eсли нет, мне будет с чем наступить на мозоль Ассоциации американских медиков на следующем съезде. Скажу медицинскому эксперту округа, что хочу поискать признаки инфекционного энцефалита. Другого разумного объяснения я придумать не могу.

— А может, дело действительно в нем? — с надеждой спросила девушка.

— Черта с два.

— Как скоро вы можете это сделать? — спросил Бен.

— Завтра, дружище. Если придется препираться, то во вторник или в среду.

— И как же он будет выглядеть? — спросил Бен. — В смысле…

— Да, я понял. Глики мальчика не бальзамировали, нет?

— Нет.

— Прошла неделя?

— Да.

— При вскрытии гроба должен произойти выброс газа с довольно противным запахом. Тело может оказаться в пятнах. Волосы, доходящие до воротника — они продолжают отрастать еще на удивление долго, — и ногти тоже довольно длинные. Почти наверняка провалившиеся внутрь глаза.

Сьюзан пыталась сохранять выражение ученого беспристрастия, но не слишком успешно. Бен порадовался, что не съел ленч.

— Коренное разложение начаться еще не должно, — продолжал Коди самым поучительным тоном, на какой был способен, — однако влаги может оказаться достаточно, чтобы простимулировать на открытых поверхностях щек и кистей рук рост мохообразного вещества под названием…

Он оборвал фразу.

— Простите. Я говорю неприятные вещи.

— Бывают вещи похуже гниения, — заметил Бен, старательно сохраняя нейтральный тон. — Предположим, ни одного из этих признаков вы не найдете. Предположим, тело выглядит так же естественно, как в день похорон. Что тогда? Загонять ему в сердце осиновый кол?

— Вряд ли, — сказал Коди. — Во-первых, там обязательно будет присутствовать либо медэксперт, либо его помощник. Думаю, если я вытащу из сумки кол и молотком загоню его в труп ребенка, даже Брент Норберт не сочтет мои действия профессиональными.

— Что же вы будете делать? — с любопытством спросил Бен.

— Ну — да простит меня Мэтт Бэрк — я не думаю, что дойдет до чего-то подобного. Если тело окажется в таком состоянии, его, несомненно, перевезут в мэнский медицинский центр для расширенного посмертного исследования. А уж если оно попадет туда, я провожусь со своими исследованиями дотемна, а потом пронаблюдаю все феномены, какие могут иметь место.

— И если он поднимется?..

— Я, как и вы, не могу себе этого представить.

— Чем дальше, тем легче мне это удается, — мрачно сказал Бен. — Можно мне будет присутствовать, когда это произойдет… Если произойдет?

— Можно устроить.

— Хорошо, — сказал Бен.

Он встал с постели и пошел к шкафу, в котором висела его одежда.

— Я собираюсь…

Сьюзан хихикнула, и Бен обернулся.

— Что?

Коди усмехался.

— Больничные рубашки имеют обыкновение расходиться на спине, мистер Мирс.

— О черт, — сказал Бен и инстинктивно сунул руку за спину, стянуть полы рубашки. — Лучше зовите меня Беном.

— Вот на этой ноте, — сказал Коди, вставая, — мы со Сьюзан и удалимся. Когда приведете себя в порядок, встретимся внизу, в кафетерии. У нас с вами после обеда будут кое-какие дела.

— Да?

— Да. Надо рассказать Гликам сказочку про энцефалит. Если хотите, можете быть моим коллегой. Ничего не говорите, только с умным видом потирайте подбородок.

— Им это не понравится, ведь так?

— А вам бы понравилось?

— Нет, — ответил Бен. — Не понравилось бы.

— Чтобы получить ордер на эксгумацию, нужно их разрешение? — спросила Сьюзан.

— Технически нет. По-настоящему — наверное. Эксгумация трупов мне знакома только по второй части курса медицинского законодательства. Но, думаю, если Глики достаточно решительно настроятся против, они смогут вынудить нас к судебному разбирательству. На что мы потеряем от двух недель до месяца, и вряд ли моя история про энцефалит там пройдет. — Коди сделал паузу и посмотрел на Бена и Сьюзан. — Это подводит нас к тому, что тревожит меня сильнее всего, если оставить в стороне историю Мэтта Бэрка. Дэнни Глик единственный имеющийся у нас труп. Все остальные как корова языком слизала.

Бен с Джимми Коди добрались до дома Гликов около половины второго. Машина Тони Глика стояла на подъездной дороге, но дом молчал. Постучавшись в третий раз и в третий раз не получив ответа, молодые люди перешли через дорогу к небольшому сборному домику типа ранчо — печальному беженцу из пятидесятых, опиравшемуся с одной стороны на пару ржавых подпорок. На почтовом ящике была фамилия Диккенс. У дорожки стоял розовый садовый фламинго, а маленький кокер при их появлении замахал хвостом.

Полина Диккенс — официантка и частичная владелица кафе «Экселлент» — открыла дверь через пару секунд после того, как Коди позвонил. Она была в рабочей форме.

— Привет, Полина, — сказал Джимми. — Не знаешь, где Глик?

— Ты хочешь сказать, ты не знаешь?

— Чего не знаю?

— Сегодня рано утром миссис Глик умерла. Тони Глика забрали в Центральную Мэнскую больницу. Он был в шоке.

Бен посмотрел на Коди. У Джимми был вид человека, которого пнули в живот. Бен быстро подхватил инициативу.

— Куда отвезли ее тело?

Полина огладила бедра, убеждаясь, что с костюмом все в порядке.

— Ну, я час назад говорила по телефону с Мэйбл Уэртс, и она сказала, что Паркинс Джиллеспи собирался отвезти тело прямиком в Камберленд, в похоронную контору к тому еврею. По причине того, что никто не знает, где Карл Формен.

— Спасибо, — медленно сказал Коди.

— Ужасно, — сказала Полина, и ее взгляд перескочил на пустующий дом по другую сторону улицы. На подъездной аллее стояла машина Тони Глика, похожая на большую пыльную собаку, которую посадили на цепь и позабыли. — Будь я суеверной, я бы боялась.

— Боялась? Чего, Полина? — спросил Коди.

— Так… всякого разного, — она туманно улыбнулась. Пальцы тронули свисавшую с шеи небольшую цепочку. Образок со Святым Христофором.

Они опять сидели в машине, молча наблюдая, как Полина уходит на работу.

— Что теперь? — наконец спросил Бен.

— Вот еще заморочка, — сказал Джимми. — «Тот еврей» — это Мори Грин. По-моему, нам надо ехать в Камберленд. Девять лет назад сынишка Мори чуть не утонул на озере Себаго. Я случайно оказался там с приятельницей и сделал парнишке искусственное дыхание. Запустил ему моторчик по новой. Может, сейчас — тот самый единственный раз, когда я должен воспользоваться хорошим отношением к себе.