Тахира Мафи - Разрушь меня

Ознакомительный фрагмент

Мы утратим то, что делает нас людьми.

Накинув одеяло на плечи, заворачиваюсь в теплый кокон. Дрожь не проходит. Меня пугает непокорность собственного тела — я не могу унять тремор.

Неожиданно мне на спину ложится теплая ладонь.

Прикосновение обжигает кожу сквозь слои ткани. Судорожно втягиваю воздух, едва не разрывая легкие. Меня охватывает замешательство, смешанное с нестерпимым нестерпимым нестерпимым желанием оказаться еще ближе и вместе с тем как можно дальше. Не могу от него отодвинуться. Я не хочу от него отодвигаться.

Не хочу, чтобы он меня боялся.

— Эй… — Мягкий голос едва слышен. Его руки сильнее, чем все мышцы моего тела. Адам притягивает меня, запеленутую, к себе, и я разлетаюсь на кусочки. Два, три, четыре, пятьдесят тысяч осколков вонзаются в сердце, тают каплями теплого меда и бальзамом льются на шрамы моей души. Одеяло — единственная преграда между нами, и Адам прижимает меня все ближе, все сильнее, пока я не начинаю ощущать биение его сердца. Сталь обнимающих рук перерезала путы, сковывавшие мое тело. Исходящий от Адама жар растопил кристаллы льда, согрев меня изнутри, и я таю, таю, таю, веки трепещут и медленно опускаются, и тихие слезы сами струятся по щекам от единственного желания — замереть в его объятиях. — Все хорошо, — шепчет Адам. — С тобой все будет хорошо.

Правда — завистливая, злобная, вечно бдящая хозяйка, хотелось мне сказать. У меня никогда ничего не будет хорошо.

Мне пришлось напрячь каждое хлипкое мышечное волокно всего моего существа, чтобы отодвинуться от Адама. Так надо. Для его же блага. В спину будто втыкали вилки, когда я отодвигалась. Одеяло запуталось вокруг щиколоток, я едва не упала, и Адам потянулся подхватить меня.

— Джульетта…

— Меня нельзя трогать. — Дыхание стало частым-частым, в горле ком, пальцы дрожат мелкой дрожью, сжимаю их в кулак. — Нельзя трогать. Нельзя… — Я не свожу взгляд с двери.

Он поднимается на ноги.

— Почему?

— Нельзя, и все, — шепчу я в стену.

— Я не понимаю, почему ты не говоришь со мной? Сидишь в углу целый день, пишешь в своей книжке, смотришь куда угодно, только не на меня. Тебе так много надо сказать клочку бумажки, а я стою в одном шаге, но ты даже не замечаешь меня. Джульетта! — Он проворно хватает меня за локоть. Отворачиваюсь. — Почему ты даже не смотришь на меня? Я тебе ничего не сделаю…

Ты меня не помнишь. Не помнишь, а ведь мы семь лет ходили в одну школу.

Ты меня не помнишь.

— Ты меня не знаешь. — Мой голос звучит ровно и плоско, руки и ноги онемели, будто ампутированные. — Мы сидим в одной камере две недели, ты решил, что достаточно узнал меня, но ты по-прежнему ничего обо мне не знаешь. Что, если я сумасшедшая?

— Никакая ты не сумасшедшая, — говорит он сквозь зубы. — И прекрасно это знаешь.

— Значит, сумасшедший ты, — возражаю я. — Один из нас точно псих.

— Это неправда.

— Скажи мне, за что ты здесь, Адам? Что ты, якобы здоровый, делаешь в психиатрической лечебнице?

— Я задаю тебе тот же вопрос с первого дня.

— Может, ты задаешь слишком много вопросов?

Слышу, как он с силой выдохнул и невесело засмеялся:

— Мы, можно сказать, последние живые люди в этом заведении, а ты и меня хочешь заткнуть?

Закрываю глаза и думаю только о дыхании.

— Отчего же, говорить можно. Дотрагиваться нельзя.

Семь секунд молчания присоединились к беседе.

— А если я хочу тебя трогать?

Мое сердце превратилось в дуршлаг от пятнадцати тысяч выражений острого недоверия. Меня посетило искушение повести себя безрассудно — болезненное, отчаянное желание получить навсегда запретный для меня плод. Я отвернулась, но не удержала ложь, и она выплеснулась у меня изо рта:

— А если я этого не хочу?

— Я тебе настолько противен? — резко спрашивает он.

Невольно оборачиваюсь, застигнутая врасплох его словами, и выдаю себя. Он смотрит на меня сурово, сжав челюсти, выставив подбородок, пальцы скрючены, как когти. Глаза, эти два ведра дождевой воды, глубокие, свежие и чистые.

Обиженные.

— Ты не знаешь, о чем говоришь, — задыхаясь, бормочу я.

— Ты не можешь ответить на простой вопрос!

Покачав головой, он отворачивается к стене.

Мое лицо застыло, как бесстрастная маска, руки и ноги будто залиты гипсом. Опустошенная, я ничего не чувствую. Я ничто, я пустота, я не могу пошевелиться. Смотрю на маленькую трещину у самой тенниски. Я буду смотреть на нее целую вечность.

Одеяла упали на пол. Мир расплывается, будто сбили резкость, в ушах звучат звуки иных измерений. Глаза закрываются, мысли куда-то плывут, воспоминания остро колют в самое сердце.

Я знаю его.

Я изо всех сил пыталась не думать о нем.

Я старалась забыть его лицо.

Я хотела забыть эти синие глаза, но я знаю его, я знаю его, я знаю его. В последний раз я видела его три года назад.

Я никогда не могла бы разлюбить Адама.

А он забыл меня.

Глава 7

Я помню телевизоры, камины, фаянсовые раковины. Я помню билеты в кино, парковки, фургоны для перевозки мебели. Я помню парикмахерские, каникулы, оконные жалюзи, одуванчики и запах горячего асфальта на шоссе. Помню рекламу зубной пасты, женщин в туфельках на каблуках, стариков в деловых костюмах. Помню почтальонов, библиотеки, мальчишечьи рок-группы, воздушные шары и рождественские елки.

Я помню, что когда мне было десять лет, мы не могли уже выдерживать нехватку еды. Все так подорожало, что невозможно было позволить себе жить.

Адам со мной не разговаривает.

Может, это и к лучшему. Может, бессмысленно надеяться, что мы будем друзьями. Пусть лучше думает, будто я недолюбливаю его, чем знает, что он мне нравится. Слишком нравится. Он скрывает многое — наверное, болезненные воспоминания, но его тайны пугают меня. Он не говорит, за что он здесь. Хотя и я мало что говорю ему.

И все же, все же, все же…

Вчера вечером память о его объятиях пересилила ужас еженощных криков неведомых узников. Тепло добрых рук, призывающих держаться, сила молодых мышц, облегчение, окончание стольких лет одиночества. После такого дара я перед ним в неоплатном долгу.

Тронуть Джульетту почти невозможно.

Никогда не забуду ужас в глазах матери, муку на лице отца, страх, навсегда врезавшийся в их черты. Их ребенок был оказался чудовищем. Одержимым дьяволом. Проклятым. Адским отродьем. Неведомой мерзостью и гнусью. Лекарства, анализы, рекомендации врачей не помогли. Перекрестный допрос психологов ни к чему не привел.