Консультант - Бентли Литтл

подобие луизианского болота. Экзотические растения, некогда наверняка радовавшие глаз ухоженностью, одичали и потеряли форму, их зеленые листья усохли и обрели постыло-коричневый окрас. Садовников явно уволили, что и объясняло причину запущенности придомовых владений, но Мэтьюз не мог понять, почему само здание производит столь ветхое впечатление. Остин проехал по подъездной дороге и припарковался на вершине склона рядом с грязным «мерседесом». Между нелепо оставленных торчащими «дворников» автомобиля крупный черный паук сплел мудреную ловчую сеть.

Он связался по домофону с хозяином дома, и его молча пропустили в дом. Его глазам потребовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку внутри. В прихожей не горел свет, и все шторы были плотно задернуты. Мерцающее голубоватое сияние исходило из арочного дверного проема справа, и Мэтьюз, пройдя через него, вошел в самую унылую комнату, какую когда-либо посещал. В ней не было никакой мебели, кроме кресла, где сидел Брандт, и небольшого столика рядом. Единственное освещение исходило от телевизора с плоским экраном, висевшего на стене и транслировавшего канал Си-эн-би-си.

– Остин? – слабо окликнул Брандт, глядя на него сквозь мрак.

– Морган, – поприветствовал Мэтьюз своего друга. Он прокручивал в уме уйму самых разных вопросов, но чувствовал, что ходит по тонкому льду, и решил на мгновение сделать вид, будто ничего необычного не происходит. Чего он хотел, так это правды о «БФГ».

И Брандт не стал ходить вокруг да около.

– Это он загнал меня сюда.

– Патов? – Было странно произносить эту фамилию вслух.

– Это я привлек его к делу. Я обратился в «БФГ». – Брандт изо всех сил пытался опустить подставку для ног и продвинуться вперед на стуле. – Они должны были просто оптимизировать операции, сделать нас более конкурентоспособными. Якобы такие услуги они предоставляли множеству других компаний – со стабильным успехом. – Его дрожащий голос был полон раскаяния. – Рекомендации у них были поистине… звездные.

– Я знаю, – сказал Мэтьюз. – Ты ведь и сам мне их порекомендовал.

– К тому времени я уже знал, – тихо сказал Брандт. – Но я боялся сказать правду. Это он загнал меня сюда.

В свете телевизора лицо Брандта выглядело странно опухшим. У Мэтьюза сложилось впечатление, будто товарищ страдает неким кожным заболеванием и темнота специально предназначена для того, чтобы скрыть пороки внешности.

– И какова она, эта правда? Что ему надо? Я пытался его уволить, предлагал выкупить его контракт, но он просто… не уходит. Как будто у него есть какая-то… я не знаю, миссия.

– О, так и есть. – Брандт помолчал. – Знаешь, сколько у «БФГ» постоянных, штатных сотрудников?

Мэтьюз покачал головой:

– Не имею представления.

– Один – Регус Патов. В этом «акционерном обществе» единственный акционер – он сам. Он же – исполнитель и администратор. Он нанимает других людей на разовой основе, но только для конкретных задач – тех, какими ему самому недосуг заниматься. Или тех, где нужно лично марать руки. – Голос Брандта стал немного сильнее. – Даже на свою «БФГ» он распространяет этот идеал – чем меньше рабочих, тем лучше.

– Я понял, – сказал Мэтьюз.

– Нет, не уверен, что ты понимаешь. До того как он, – Брандт раскинул руки, обводя свое окружение, – запихнул меня в эту кладовку, мы часто общались. – Последовал краткий приступ кашля, и у Мэтьюза сложилось отчетливое впечатление, что Брандт предполагает, будто его нынешнее физическое состояние – прямой результат помянутого «общения». – Его цель – создание «идеальной фирмы»… так он это называет. Его цель – организация настолько шкурная и подлая, настолько отлаженная, что ей может управлять и один человек, без чьего-либо постороннего участия. Он еще не достиг этой цели, но я не думаю, что этот тип когда-нибудь перестанет пытаться… Потренировавшись на «Белл», он принялся за «КомПрод». – Брандт снова кашлянул. – Это все, что его волнует. Он разрушил одни корпорации, а другим задрал цену на акции до небес, вывел на сверхприбыль. Но для него это пустяки, не имеющие истинного значения. Все это – побоку. Настоящая цель для него – в том, чтобы манипулировать отделами и людьми, дебетом и кредитом, закупками и продуктами, чтобы достичь точки, когда компания сможет работать самостоятельно, имея всего одного сотрудника в штате. Такой у него образ светлого будущего. Да, иногда он даже расширяет штаты… щедро укомплектовывает отделы… но это лишь временные ухищрения – для него дорога всегда ведет только в одном направлении.

– Он не любит, чтобы кто-то вмешивался в его планы, – отметил Мэтьюз.

– О, «не любит» – это мягко сказано. – Брандт издал болезненный смешок.

– Он хотел избавиться от одной нашей сотрудницы. Выжить ее, вытеснить. Но стоило ей подать в отставку самой, как он буквально вспыхнул от злости. – Мэтьюз не был уверен, стоит ли делиться с Брандтом подробностями жизни фирмы, но решил продолжать. – Как-то раз он ворвался в мой кабинет и заставил всю ерунду, лежащую у меня на столе, летать в воздухе. Левитировать.

– У него есть особая власть, – мрачно сказал Брандт. – Не знаю, какова ее суть, откуда он ее черпает… понятия не имею, кто он и откуда взялся… но одно могу сказать точно – он не человек. В этом я уверен.

– И что мне делать?

– Если бы я знал что, меня бы здесь не было. – Брандт хмыкнул. – «Белл» когда-то принадлежал мне. А теперь – не принадлежит. Не будешь осторожен – пройдешь по моему пути. – Он вздохнул. – Кто знает, вдруг и осторожность тебе не поможет? Все упирается в план Патова. Только он знает, что ждет всех в конце.

– И что, нет способа остановить его?

– Если и есть, мне он неизвестен.

– Ты пробовал обсудить все это с кем-нибудь еще?

– Нет. На самом деле, мне, наверное, не следует сейчас и с тобой разговаривать. Но я знаю тебя. И… – Он на секунду замолк. – Отчасти это моя вина, что ты влип. Ты спросил у меня совета, и я порекомендовал тебе «БФГ». Я уже знал, что с ними дела вести не стоит, но… я боялся. – С трудом Брандт сел еще выше, наклонился влево, потянулся к стене и включил свет в комнате.

Мэтьюз ахнул. Он знал, что с лицом Брандта что-то не так, и все равно был шокирован – Морган теперь едва ли походил на человека. Его лоб и щеки так опухли, что глаз было почти не видать – они казались не более чем щелями, прикрытыми напластованиями плоти. Рот под широким, приплюснутый нос был искривлен в гротескную гримасу, обнажая сомкнутые зубы, губы вывернуло наизнанку. «Акромегалия», – подумал Мэтьюз, хотя даже Рондо Хэттон[14] никогда не выглядел настолько плохо.

Однако не только искаженная форма лица