Нэнси Фармер - Дом скорпиона

Наконец Хорхе отступил, тяжело дыша.

— Отнесите его в лазарет,— велел он мальчишкам, жмущимся у двери.

Те покорно подхватили Тон-Тона, обмякшего, как тряпичная кукла, и унесли.

Хорхе прислонил трость к кровати и вытер лицо полотенцем. Никто не шелохнулся. Мальчишки затаили дыхание. Через мгновение Хорхе поднял глаза, и на лице его снова появилось всегдашнее выражение доброго учителя. Ярость схлынула с него, как мгновенно исчезала когда-то с лица Тома, и эта перемена была даже страшнее, чем сам гнев.

— Думаю, наш аристократ усвоил урок,— ласково произнес он.— Итак, Матт, продолжим. Ты можешь признаться нам в каких-либо проступках?

— Нет,— сказал Матт, оттолкнув Фиделито от греха подальше.

Все ахнули.

— Прошу прощения?

— Я не сделал ничего плохого.

Матт хорошо усвоил урок. Его смысл был таков: даже рабская покорность не помогает избежать наказания.

— Понятно,— вздохнул хранитель.— Тебе уже ничем не поможешь. Встань в позу.

— Не вижу разницы,— сказал Матт.— Вы избили Тон-Тона, хотя он лежал на полу.

— Послушайся. Тебе же легче будет,— осмелился шепнуть кто-то.

Хорхе резко обернулся, но разглядеть говорившего не успел.

Матт скрестил руки на груди. В душе он дрожал от страха, но старался не показывать этого. Он смерил хранителя холодным презрительным взглядом, каким Эль-Патрон обычно смотрел на провинившихся слуг.

— Некоторые мальчики,— произнес Хорхе тихим, вкрадчивым голосом, от которого у Матта по спине побежали мурашки,— некоторые мальчики слишком непослушны, и их приходится учить трудным способом. Их приходится ломать, чинить и снова ломать, пока они не научатся делать, как велено. Задание может быть совсем простым, например подмести пол, но они будут выполнять его с охотой, чтобы их не сломали опять. И они будут поступать так всегда, до конца своих дней.

— Другими словами, вы хотите превратить меня в зомби,— сказал Матт.

— Ты что?! — вскричали сразу несколько голосов.

— Как ты смеешь обвинять меня в этом?! Хорхе потянулся за тростью.

— Я признаюсь за него! Я! — взвизгнул Фиделито, выскакивая на середину комнаты.— Он уронил мыло в душевой и не поднял его. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.

— Фиделито, ты идиот! — простонал Чачо.

— Он правда это сделал. Правда! — кричал малыш. Хорхе переводил заинтересованный взгляд с Фиделито на Матта.

— А ну, сядь,— прошипел Матт сквозь зубы.

— Стоп! — вскричал Хорхе.— Здесь мы видим пример наихудшего социального нарушения. Аристократишка превратил этого мальчика в лакея. И поэтому наказать следует лакея.

— Вы же его убьете,— вскричал Матт.

— Никто не может быть слишком мал для обучения,— возразил Хорхе.— Даже королей с младенчества пороли, чтобы приучить их не плакать на торжественных мероприятиях. С шестимесячного возраста!

«Он меня сделал»,— с тоской подумал Матт. Сколько бы он ни сопротивлялся повелениям Хорхе, малышом он поступиться не мог.

— Хорошо, я признаюсь,— сказал Матт.— Я в самом деле уронил мыло в душевой и не поднял. И выбросил кашу, потому что в ней был таракан.

— А еще? — с любопытством осведомился хранитель.

— Я пописал в креветочный чан — не спрашивайте в какой, не помню. И не закрыл воду в кухонной раковине.

— Встань в позу.

Матт послушался, ненавидя себя за это, но еще больше ненавидя хранителя. Пока Хорхе расхаживал вокруг, изматывая ему нервы, мальчик хранил гордое молчание. А когда хранитель метнулся через комнату и нанес первый удар, то не закричал, хотя едва не потерял сознание от боли.

Он безмолвно вытерпел и второй удар тоже, и третий, и четвертый. После шести ударов Хорхе решил, что на сегодня достаточно, а может, у него просто кончились силы, потраченные на порку Тон-Тона. Матт счел, что ему крупно повезло, но не сомневался, что впереди его ждут еще худшие мучения. Хорхе так легко не сдастся.

Матт кое-как доковылял до своего места и рухнул на койку. Он едва заметил, как ушел Хорхе, но, как только дверь закрылась, мальчишки повскакали со своих коек и сгрудились вокруг Матта.

— Ты молодчина! — кричали они.

— Хорхе — слабак,— презрительно бросил высокий тощий парень по имени Флако.

— Слабак?! — еле слышно проговорил Матт.— Но ведь уступил я.

— Чале! Ничего подобного! — воскликнул Флако.— Сегодня Хорхе перешел все границы. Если об этом услышат в главном штабе хранителей, ему конец.

— А кто им расскажет? — возразил Чачо.— Мы тут все равно что на Луне.

— Скоро я стану взрослым и выйду отсюда,— сказал Флако.— Тогда поеду в главный штаб и все расскажу.

— Жду не дождусь,— буркнул Чачо.

— А ты храбрый малый — принял наказание вместо Фиделито,— сказал Флако Матту.— Мы думали, ты гнилой аристократишка, а ты, оказывается, такой же, как мы,

— А я вам что говорил! — просиял Фиделито.

И тут мальчишки принялись спорить, кто из них раньше всех понял, что Матт не гнилой аристократишка, а муй хенте — классный парень. Матт лежал и чувствовал, чтоих признание обволакивает его, как теплая волна. От боли кружилась голова, но он был готов стерпеть все, что угодно, потому что его полюбили.

— Эй, надо его починить,— сказал наконец Флако.

Ребята выглянули в коридор, убедились, что там никого нет, и отнесли Матта в лазарет, где уже крепким сном спал перебинтованный Тон-Тон. Рябой парень в зеленой униформе перевязал Матту раны и налил в ложку три капли бесцветной жидкости.

«Лауданум»,— понял Матт, заметив этикетку на пузырьке.

Он стал вырываться, отказываясь принимать лекарство. Он не хотел превратиться в зомби, как Фелисия, или умереть, как несчастный Моховичок. Впрочем, на долгое сопротивление сил у него не хватило. Плавая в наркотической дреме, Матт задумался: если он умрет и попадет в те места, куда после смерти попадают не-люди, встретит ли он там Моховичка? И не вцепится ли песик Матту в лодыжку за то, что он отнял его у Марии?

31

Тон-Тон

— Ох, до чего же мне плохо,— простонал Тон-Тон, пытаясь нашарить возле кровати стакан с водой.

— Да и выглядишь ты неважно,— заметил рябой парень в зеленом.

— Ты, Луна... гм... лучше бы помолчал. У меня еще хватит сил... гм... вышибить тебе мозги.

— Не вышибешь, я теперь хранитель,— самодовольно ухмыльнулся Луна.

— Еще только стажер.

Тон-Тон наконец дотянулся до стакана и отхлебнул глоток, пролив половину на грудь.

— Погодите-ка,— сказал Матт. Он умирал от жажды, но даже не пытался отыскать свой стакан — догадывался, что при малейшем движении его скрутит жестокая боль.— Ты что, учишься на хранителя?