Самая страшная книга. ТВАРИ - Евгений Шиков

Шло время. Глаза охотника стали слипаться.

Захар захихикал во сне, потом застучал зубами.

Сквозь листья проникал свет.

Он очнулся от озноба, свешенные с доски ноги тряслись. По затекшей спине ползали муравьи. Веревка передавила левую руку, сделала ее чужой. Кости ломило. Он открыл глаза, вспомнил, где находится, и застонал.

Понимание того, что кабана нет поблизости – ни в лежке, ни в кустах, ни у соседних деревьев, – пришло внезапно и ярко. Сладкая, зыбкая боль надежды.

Секач ушел.

«Не ушел, а спрятался!» С этим предположением стоило считаться. О да… Только что оно меняло? Если он не хочет подохнуть на дереве (или под ним, растерзанный кабаньими клыками), то надо рискнуть…

«Заткнись и действуй».

Захар стал приседать на доске, чтобы разогнать кровь.

Спускаясь, он видел стоящего на задних ногах хряка. Длинный, похожий на штопор член. Ненависть в глазах секача, в глазах, которые говорили: «Видишь». Кровь стучала в висках, как товарный состав.

На нижней ветке он осмотрелся, прислушался. Изувеченная рылом земля, повсюду следы, и шелест ветра в листьях.

Чувствуя, что вот-вот откажется от побега, Захар хлестнул себя по лицу и прикусил до крови верхнюю губу. Крупная постыдная дрожь сотрясала тело.

Он повис на ветке. В животе плескалась липкая гудящая пустота.

Никого, кажется, никого…

Захар спрыгнул в вырытую хряком воронку, завалился на бок, встал на четвереньки и огляделся. Из земли торчал приклад карабина. Захар уставился на него как на ногу мертвеца, пополз прочь, потом тяжело поднялся и заковылял по кабаньей тропе.

Через несколько шагов он обернулся и глянул на дуб. Густая, расчлененная на этажи крона, основательная, прочная крепость. Захар захромал дальше.

Он не был уверен, на сколько его хватит. Лес прислушивался к его поступи.

Неужели это всё, неужели кошмар закончился…

Он резко обернулся на хруст. Сердце рвануло в режим перегрузки. Взгляд заметался между деревьями. Из-за куста орешника выбежал еж и, покачивая иглами, поспешил дальше.

Захар понял, что больше никогда не пойдет на охоту: засунет себя в шкаф, как итальянское ружье, и выбросит ключ.

Он погрозил ежу пальцем, повернулся и закричал.

Секач стоял посреди тропы.

В этот момент Захар до конца осознал, что перед ним не обычный зверь, а злобное создание, одержимое смертоносной целью. Тело кабана покрывал слой жидкой грязи и смолы.

Ноги Захара подкосились, будто из них вынули кости. Он рухнул на колени, больно приложился о притоптанную копытами землю и пополз в заросли кустарников. Ужас сдавил мочевой пузырь. В голове пульсировало: «В каком лесу вы были?», «Почему разделились?», «Кого позвали на помощь, когда поняли, что товарищ пропал?». Он пластался по земле и что-то невнятно отвечал следователю.

Лес издавал дурные запахи: отовсюду веяло смертью, гнилью.

Где-то справа пронесся секач.

– Чего тебе надо? – закричал Захар. – Ты сам виноват!

Он поднялся с земли и стал продираться сквозь заросли, но скоро снова опустился на четвереньки – ветви терновника цепляли, царапали, целили в глаза. Путь зверя – не человека.

В непролазных кустах, на этот раз слева, раздалось грозное рюханье. Не прошло и минуты, как кабан повторил предупреждение.

Захар выполз на подстилку из лапника и, хватаясь за мохнатый ствол ели, встал. За гущаком начиналось болото, крупные деревья копьями вонзались в серое низкое небо. Из носа охотника текли сопли, из глаз – слезы.

Сзади трещали и ломались ветки.

– Ты трахал ее… – просипел Захар. – Всегда смотрел свысока… ты виноват… ты… и она…

Он покачнулся, отлип от ели и пошел дальше. Иллюзии развеялись – секач загнал его в свои кочковатые угодья, обрамленные камышом и тростником.

Оборачиваясь, он видел страшного зверя. Хряк шел следом – темная туша, встопорщенная шерсть, воинственно горящие глаза.

По краям заболоченной поляны возвышались могучие деревья, в центре чернел островок кустарника. Захар обогнул его слева. Кисло пахло торфом, застоялой водой.

«Еще пара шагов, и все…»

Он действительно сделал четыре или пять шагов и замер. Не оборачивался, ждал ужасного удара, который переломит его позвоночник. Затуманенный взгляд остановился на странной коряге, так похожей на изломанную фигуру…

Он приблизился, уже зная, что увидит.

Законсервированный труп.

Кожа мертвеца уплотнилась и стала бурой. Разложение практически не тронуло тело, оно лежало раскинув руки, в илистой луже, приподняв над водой лицо, грудь и опавший живот – болотные кислоты растворили внутренние органы. С черепа свисали клочья волос. Белесые, затянутые пленкой глаза были устремлены на Захара.

«Если они захотят провести анализ ДНК, – отстраненно подумал Захар, слыша чужое хихиканье в голове, – то ничего не получится». Он где-то читал, что торф разрушает ДНК болотных людей.

Одежда покойника частично истлела, но в ней еще угадывался охотничий костюм.

На дереве застрекотала сорока. Захар обернулся.

Секач стоял перед ним, его передние ноги подрагивали.

Захар стал забирать вправо, будто заходя кабану в тыл. Хряк тоже затрусил вправо, прошел мимо бурого трупа и, сделав крюк, двинулся по следу человека.

Захар припустил. Он и кабан бежали на противоположных краях окружности, и в какой-то момент охотник усомнился: кто кого догоняет?

Захар не вынес напряжения и остановился. Секач хрюкнул и стремительно бросился на него, перебирая короткими ногами.

– Ге… – вырвалось у Захара, но воздух и слова закончились еще до того, как огромная туша нанесла сокрушительный удар.

Острые как бритва трехгранные клыки, молниеносно вспоров кожу, проникли в живот и разорвали кишки. Кабан отшвырнул человека в сторону. Из ран брызнула кровь. Захар ударился о землю и захрипел. Он не чувствовал своего тела, но оно пробуждалось, обещая адские муки.

Толстая шея секача изогнулась, он победно повел рылом. Затем открыл пасть и заговорил. Захар не понял, что сказал секач (единственно реальной и понятной была нахлынувшая на него ужасная, ублюдочная боль), но это были человеческие слова. У дикой свиньи был хриплый мужской голос.

Хряк подошел и принялся обнюхивать ноги жертвы, из пасти разило гнилой рыбой, слюна текла в предвкушении плоти. Он рывками подтащил к себе человека, облизнулся, вгрызся зубами в ногу ниже колена, но тут же отпустил. Внутренности Захара густо исторгали кровь.

Секач отодвинул пятачком порванную одежду и, придерживая тело копытами, оторвал сочный кусок плоти. Закопошился в кишках Захара. Эта боль! Огромная, свирепая. Она ослепляла. Захар пожалел, что смерть так медлит. Он широко раскрыл рот и завыл.

Его начало рвать. Даже умирая, он не хотел захлебнуться, поэтому с трудом приподнял и повернул голову – по щеке потекла зловонная кашица. Взгляд туманился. Кабан смотрел прямо на него. С морды капала кровь. Затем