Стефани Майер - Полуночное солнце

Надежда возродилась, но я снова затолкал её туда, откуда она появилась.

— Да, и очень опасная, — правдиво ответил я. И как же мне хотелось, чтобы всё было наоборот: чтобы Белле не было опасно находиться со мной наедине, чтобы наша краткая близость не была ошибкой!

Она ответила не сразу. Я слышал, как изменился ритм её дыхания. Он был неровным, трепетным, но — странное дело! — не похоже, что это произошло из-за страха.

— Я хочу знать больше, — наконец вымолвила она. Её голос исказился от едва скрываемого страдания.

Я внимательно посмотрел на нее.

Ей было больно. Как я посмел причинить ей боль?

— О чём ещё тебе хотелось бы узнать? — спросил я. Все мои мысли сейчас были только об одном: как уберечь её от боли. Я никогда не прощу себе, если нанесу ей даже самую незначительную рану.

— Почему вы охотитесь на животных, а не на людей? — спросила она всё с той же мукой в голосе.

Разве и так не ясно? Или, возможно, это тоже не имеет для неё значения.

— Я не хочу быть монстром, — прошептал я.

— Но животных недостаточно?

Я вновь попробовал подобрать понятную для неё ассоциацию.

— Я, конечно, не уверен, но, думаю, это то же самое, что питаться тофу и соевым молоком, как вегетарианцы. В шутку мы так себя и называем. При такой диете голод — или, вернее, жажду — полностью утолить невозможно, но это даёт нам достаточно сил для сопротивления соблазну. По большей части. — Под конец мой голос стал почти неслышен — до того было стыдно, что я позволял Белле подвергать себя такой страшной опасности. Мало того — я не имел сил отпустить её от себя, а значит, опасность будет угрожать ей и в дальнейшем... — В некоторых случаях воздерживаться особенно трудно.

— И сейчас у тебя как раз такой момент? Тебе очень трудно?

Я вздохнул. Конечно, она не была бы Беллой, если бы не задала именно тот вопрос, на который я не хотел отвечать. Пришлось признаваться.

— Да.

На этот раз я точно угадал, какой будет её физическая реакция: никакой. Сердце Беллы билось ровно, дыхание было спокойным. Ожидать-то я этого ожидал, но понять не мог. Почему она не испытывает страха?

— Но ты сейчас не голоден. — Это был не вопрос, а утверждение, причём очень уверенное.

— Почему ты так думаешь?

— Твои глаза, — убеждённо заявила она. — Я тебе говорила о своей теории. Я заметила, что люди, особенно мужчины, когда они голодны, становятся сварливыми, как старые бабы.

Ха! "Сварливыми". Чересчур мягко сказано! Но, как всегда, она попала прямо в десятку.

— Да, от тебя ничего не укроется! — Я засмеялся. Она коротко улыбнулась, и тут же посерьёзнела. Между бровями снова пролегла морщинка, как будто Белла сосредоточенно обдумывала что-то важное.

— Значит, в эти выходные вы с Эмметтом действительно ходили на охоту? — спросила она после того, как затих мой смех. То, как буднично она об этом говорила, одновременно очаровывало и повергало меня в отчаяние. Белла так спокойна, словно всё это для неё в порядке вещей! Да я сам был ближе к шоку, чем она.

— Да, — ответил я и хотел было этим и ограничиться, но вдруг почувствовал то же стремление, что раньше, в ресторане: мне хотелось, чтобы она узнала меня. — Я не хотел уезжать, но это было необходимо. Мне чуть легче быть рядом с тобой, если я не голоден.

— Ты не хотел уезжать? Почему?

Я глубоко вздохнул и повернулся к ней, чтобы заглянуть в её глаза. Следующие слова дались мне с большим трудом, но уже совсем по другой причине.

— Когда я вдали от тебя, я... места себе не нахожу. — Эти слова были слишком слабы для выражения того, что я в действительности чувствовал, но пусть уж будет так. — Я не шутил, когда в прошлый четверг просил тебя не упасть в океан и не попасть под машину. Все выходные я так беспокоился о тебе, что совсем извёлся. А после того, что случилось сегодня, я вообще удивляюсь, как тебе удалось выжить в эти выходные и прийти к концу этого стихийного бедствия целой и невредимой. — Тут я вспомнил о царапинах на её ладонях и поправился: — Ну, почти целой и невредимой.

— Что?

— Твои руки, — напомнил я.

Она вздохнула и поморщилась. — А... да, я упала.

Значит, я правильно догадался.

— Так я и думал. — Я не смог удержаться от улыбки. — Но поскольку мы имеем дело с тобой, то всё могло бы закончиться куда более плачевно. Эта мысль не давала мне покоя всё время, пока мы охотились. Эти три дня были такими долгими! Я Эмметту все нервы перепортил. — Честно говоря, в отношении этого последнего высказывания лучше было бы употребить настоящее время. Думаю, что и Эмметт, и все остальные мои родственники были готовы сбежать от меня на край света. Все, кроме Элис...

— Три дня? — вскинулась она. — Разве ты вернулся не сегодня?

Я не понял, отчего она так возмутилась.

— Нет, мы вернулись ещё в воскресенье.

— Тогда почему никого из вас не было в школе? — спросила она. Её раздраженный тон озадачил меня. Похоже, она не понимала, что заданный ею вопрос напрямую касался мифологии.

— Э... Ты спрашивала, не может ли солнце сжечь меня, — сказал я. — Нет, не может. И тем не менее я не могу выйти на солнечный свет, по крайней мере, не там, где меня могут увидеть.

Моё объяснение отвлекло её от непонятного мне раздражения.

— Почему? — спросила она, склонив голову набок.

Я сомневался, что смогу подобрать подходящую аналогию, поэтому просто сказал: — Когда-нибудь я покажу тебе.

И тут же мне пришло в голову, а не дал ли я только что обещание, которое не смогу сдержать? Увижу ли я её когда-нибудь вновь, после сегодняшнего вечера? Хватит ли моей любви на то, чтобы оставить её, тем самым причинив себе жестокие мучения?

— Ты мог бы позвонить мне, — сказала она.

Вот тебе и раз. Странный вывод...

— Но я знал, что ты в безопасности.

— Зато я не знала, где ты. Я… — она резко замолчала и принялась внимательно изучать сложенные на коленях руки.

— Что?

— Мне было очень тяжело, — несмело сказала она, и скулы её порозовели. — Когда я не вижу тебя... то тоже места себе не нахожу.

"Теперь ты счастлив?" — спросил я себя. Мои робкие надежды были вознаграждены.

На меня нахлынуло сразу множество чувств: здесь были и растерянность, и ликование, и благоговейный ужас. Оказывается, мои самые неистовые фантазии были не слишком далеки от реальности. Вот почему её не волновало, что я — монстр. По той же причине я пошёл на нарушение всех правил. Вот почему "правильно" и "неправильно" потеряли всякий смысл и перестали довлеть над моим сознанием. И именно поэтому эта девушка стала превыше всего в моей жизни, а то, что было важным раньше, отошло на задний план.