Скотт Сиглер - Клон Дьявола

Цзянь стояла рядом с экраном и тоже, подняв голову, смотрела на него, снова и снова бормоча что-то на китайском и переминаясь с ноги на ногу. Сейчас она ничем не напоминала ученого, а скорее походила на лунатика.

Румкорф сидел на табурете, попеременно глядя то на внутривенную иглу в своей руке, то вверх на монитор.

— Значит, игла вышла из вены, — монотонным голосом невозмутимого научного аналитика продолжал он. — Когда, по-вашему, это произошло, мистер Фили?

— Примерно в одиннадцать вечера, — ответил Тим. — Я проверил записи насоса для внутривенного. Зарегистрировано изменение давления, но недостаточное для подачи сигнала тревоги, потому что насос продолжил работу. У Мисс Молочный Коктейль обнаружена небольшая гематома в месте введения иглы. По моим подсчетам, эмбрион начал поедать плодный пузырь примерно в двенадцать ноль пять, тем самым вызвав у матери внутреннее кровоизлияние. Блин, да этот черт просто сожрал плаценту, а заодно — кусок маточной стенки. Согласно записям кардиографа, смерть Мисс Молочный Коктейль зарегистрирована в 12.37. Плод захлебнулся в ее крови приблизительно в 12.56.

Голова Румкорфа резко повернулась назад. И вновь этот свирепый взгляд, обращенный к Тиму.

— Мистер Фили, вы уверены в этих цифрах? Как только Мисс Молочный Коктейль умерла, плод должен был задохнуться в течение нескольких минут, не получая кислорода из ее крови.

Вот он, самый трудный момент, самый-самый трудный.

— Этот… Уф… Когда этот плод начал… дрыгаться, он когтями пробил несколько отверстий в животе коровы. Через них попало немного… немного воздуха, которым он пытался дышать, я так думаю, но вместе с воздухом он наглотался крови матери…

Румкорф явно был в шоке.

— Выходит, плод пережил свою мать?

— Приблизительно на девятнадцать минут, — ответил Тим. — Когда отсоединилась игла, я думаю, ребенок Молочного Коктейля почувствовал… э… почувствовал голод и попробовал слопать первое, до чего смог дотянуться.

— Очень плохо, — сказал Румкорф. — Надо увеличить ввод нутриента и установить дежурства, чтобы каждый час проверять капельницы.

— Доктор Румкорф, — сказала Цзянь. — Все зашло слишком далеко. Мы должны убить коров, сегодня же. Прямо сейчас!

— Прекратите! — визг Румкорфа прокатился эхом по второй палубе самолета. — В первую очередь хочу напомнить, что все это время вы не находились в здравом рассудке, а сейчас вдруг поправились? Совершенно очевидно, что лекарства не пошли вам впрок. Я сыт по горло вашими параноидальными разглагольствованиями!

— А не пошел бы ты в задницу, — предложил Тим. Да он сам в уме ли? Доказательство надвигающейся катастрофы — вот оно, на столе перед ними. — Не будь ты дебилом, старичок. Раскрой глаза, блин! Мы должны поубивать этих чертовых мутантов прямо сейчас.

Маленькое лицо Румкорфа сморщилось от ярости:

— Я не позволю вам, двум… трусам разрушить все. Мы годами работали над этим! И почти у цели…

— Прошу вас, — сказал Цзянь. — Доктор Румкорф, выслушайте меня. Мы должны…

Румкорф топнул ногой по обрезиненному полу, обрывая ее:

— Цзянь, убирайтесь! Я не желаю больше слушать это! Вон из моей лаборатории! И чтоб я не видел вас в этом самолете! Вы уволены! Вон, вон, вон!!

Тим и Цзянь переглянулись, затем оба посмотрели на Румкорфа.

— Вон, я сказал! Пошла вон! — Он ткнул пальцем в сторону трапа, каждой клеткой тела источая гнев.

Цзянь спустилась вниз.

Ну, может, и правда не самое подходящее время напиться, но именно это Тим и собрался сделать. Он вытянул из кармана фляжку, отвинтил пробку и сделал хороший глоток. Ах, вот она, сила скотча.

По руке вдруг ударили, и фляжка перелетела через лабораторию, оставляя за собой хвост скотча. Затем что-то мелькнуло, и Тим ощутил жгучую боль в правой щеке.

Румкорф влепил ему пощечину. Он стоял нос к носу с Тимом, его зачес распушился, торча в сотню разных направлений, глаза широко раскрыты и не моргают за толстыми черными очками.

— Фили, вы что, забыли, что я вам говорил о вашей карьере?

— Да плевать на карьеру, — ответил Тим. — Я просто хочу унести ноги с этого острова живым.

— Не верю, что вы покупаетесь на параноидальный бред Цзянь.

Тим Фили не выдержал. Он с силой толкнул Румкорфа в грудь. Маленький человечек запнулся и полетел назад, поворачиваясь, чтобы приземлиться на руки и колени. Он начал было подниматься, но Тим вскочил ему на спину. Они стали бороться, затем Фили обеими руками схватил Румкорфа за голову и повернул — так, чтобы его лицо было обращено к большому экрану.

— Смотри, старичок, нет, ты смотри! Этот гад пытался сожрать материнское чрево. Единственный, у кого здесь параноидальный бред, — это ты! Что будет, когда они родятся? Чем мы будем их кормить?

Тим не заметил локтя. Он скатился на бок, сплюнул кровь разбитой нижней губы, челюсть раздирала боль.

Задыхаясь и дрожа, Румкорф встал и посмотрел вниз.

— Кормить можно скотиной с других ферм. И заставить Данте наладить поставку еды. Это наука, Фили, и мы здесь, чтобы заставить ее работать на людей. Если б у меня была Эрика, но ее нет. У меня есть вы. А теперь несите свою задницу вниз и начните удвоение пищевых добавок. Я не дам потерять еще один эмбрион, когда мы так близко.

Тим секунду смотрел на него, прежде чем ощутил смутное беспокойство. Он боялся Клауса Румкорфа. Маленький немец прав: Тим оказался трусом.

С пылающим от позора и смущения лицом он поднялся, опасливо проскользнул мимо Румкорфа и торопливо спустился по кормовому трапу.

Тим всегда считал Клауса одержимым, но чтоб настолько? Это уже другой уровень. Да любой увидел бы опасность. И Румкорф должен видеть ее тоже, должен, вот только он все еще надеется посадить свои творения в новые клетки. Да эти чертовы твари будут крупнее львов.

Мимо стойл Тим шагал посередине прохода к своей лаборатории. Его внимательный взгляд не пропустил ни один раздувшийся коровий живот.

30 ноября. Звонок

Имплантация + 21 день

Шаркая ногами, Цзянь шла по коридору, мелкие шажки делали ее продвижение небыстрым. Она яростно крутила в руках бутылку «Доктора Пеппера»: вверх донышком, вниз, вверх-вниз. Цзянь вошла в свою комнату, захлопнула дверь и заперла ее. Подошла к туалетному столику и не стала двигать его, а подняла. Чуть пыхтя от усилий, поставила столик напротив двери. Взгляд ее упал на большую кровать с балдахином на четырех столбиках. Она скользнула за спинку и налегла со всей силы. Деревянные ножки заскрежетали по полированному каменному полу. Кровать идеально притиснулась к столику.