Райдо Витич - Чудес не бывает

Девушка, решив, что тот смертельно ранен и сейчас рухнет, бросила арбалет и ринулась не разбирая дороги к нему навстречу.

Все слова Орри потерял, как только увидел бегущую к нему любимую. Выпустил меч из рук и встретил ее, обнял, закружил, млея от запаха ее волос, тепла ее дыхания, блаженного состояния — единения с ней, живой, желанной, родной до боли, до дрожи.

— Любовь моя…

Фи-ить!

Предательское жало впилось в руку Орри, пронзило ладонь, пригвоздив ее к спине девушки. Толкнуло в грудь то ли бедой, то ли стрелой.

Исвильда жалобно вскрикнула, зрачки стали огромными.

— Нет, — прошептал он одними губами, еще не веря, не желая понимать и принимать произошедшее. А боль в руке и в глазах любимой лишала надежды.

Лицо Исвильды дрогнуло от боли и сожаления. Ей так много хотелось успеть сказать Оррику, но слова булькали и не давались. Слезы бессилия брызнули сами и глаза высказали все, что не мог сказать язык: я люблю тебя! Я счастлива, что ты был у меня, что мы были вместе, сколько б не отмерил нам жизни Господь, смерть не отберет тебя у меня. Я буду помнить тебя, и беречь, даже с небес следовать за тобой. Спасибо, что ты есть, спасибо, Господи, за то, что ты подарил мне пару суток безмятежной жизни в объятьях любимого, что не забрал раньше неискушенной, не познавшей величайшего чуда — любви… и спасибо, что развод произошел вот так…

— Благодарю, — выдохнула последнее, что смогла, и потеряла сознания, оглушенная бессильным, полным отчаянья криком Оррика:

— Нееетт!!

Он рухнул на колени, баюкая ее как ребенка, и жмурился, сдерживая слезы бессилия перед горем.

Гарт бежал к нему, Лексинант рванул в чащу за вольным стрелком, чтобы изрубить его, а Галиган только выползал из-под убитого и силился понять, что произошло, отчего Оррик кричит, так что уши закладывает?

— За ним! — крикнул ему Гарт, указывая в сторону, куда промчался Лексинант. Галиган понял и, подхватив меч, рванул за товарищем, насколько хватало сил.

Свистнула стрела, ожгла герцога, чиркнув по щеке. Еще одна упала рядом с Орриком. Следом понеслись звуки драки. Галиган врезался в гущу придорожных кустов и вплел свой яростный крик в общую кантату возни.

Гарт помог подняться другу и перенести Исвильду подальше от поля боя, а потом принялся осматривать стрелу, прикидывая как бы ее половчее извлечь. Сначала, конечно из ладони Орри.

— Терпи, — бросил то ли ему, то ли девушке, которая слышать его не могла. Сломал оперенье и помог снять кисть Орри с древка. Даган поморщился и только. Глянул на рану жены и застонал, ужаснувшись: лопатка была пробита, и хоть стрела не вошла далеко — край наконечника был виден — было ясно, что рана болезненна и опасна.

— Я вытащу, — заверил Гарт, дрогнувшим голосом. Орри сжал зубы и крепче обнял Исвильду, приготовившись к извлечению стрелы.

Фогин потянул за древко.

Оррик застонал, услышав хрустящий звук, почувствовав, как напряглось тело девушки, желая избежать боли. Она протяжно и глухо вскрикнула, глаза распахнулись, чтоб сквозь туман попытаться разглядеть, кто мучает ее, и вновь закрылись. Тело обмякло, выпустив стрелу. Гарт побежал к лошади за полотном и фляжкой с вином в сумке, а Орри принялся укачивать Исвильду, мысленно шепча ей слова успокоения и утешения, винясь перед ней и признаваясь в любви. Ее безвольное тело и еле заметное дыхание, пробирало страхом потерять ее и лишало разума. Ему казалось, она умирает и это конец всему миру.

Господи! — взмолился, глядя в небо: Есть ли ты?! Какого черта ты делаешь?! Проснись и посмотри сюда!! Сделай же что-нибудь, ты, творец и кудесник! Где твоя справедливость?! Где?!!…

Гарт хлопнулся рядом на колено, и зубами разорвав полотно, смочил его вином. Приложил его к ране, сунув за колет.

— Нужно крепко перетянуть. Слышишь? Орри!

Тот с трудом понял, что надо, через паузы, в которых утробный вой бессилия смешивался со стонами злости на всех и все, отодвинул Исвильду, придерживая ее на весу и помог, как смог Гарту, перетянуть рану, зафиксировав плечо.

— Может и выживет, — без особого оптимизма бросил тот. Оррика перекосило. Он бы сказал ему, да слова застряли в горле, и лишь взгляд выразил все, что думал и переживал: от боли до ненависти.

— Тебя тоже нужно перевязать, — сказал Гарт, стараясь больше не смотреть в глаза друга.

— К черту!! — рыкнул тот, скрипнув зубами.

— Надо, Орри. И убираться быстрей отсюда.

Даган удобнее обнял Исвильду здоровой рукой и нехотя протянул ему пронзенную ладонь, абсолютно не понимая, зачем тратить на пустяк время. Рука не болела, а вот душа зверела от боли. Но ее не перевязать, и яд отчаянья, сочившийся из ее пор, не остановить как кровь.

Пока Гарт перетягивал другу ладонь и пытался остановить кровь из раны на его плече, появились Галиган и Лексинант. В обнимку, еле переставляя ноги, дошли до друзей и рухнули на траву. Оба ранены и потрепаны, злы и недовольны.

— Один ушел, — бросил Галиган, тяжело дыша. Раж боя прошел, и боль от ран все сильнее давала о себе знать. Об Исвильде слова не спросил — видел лицо Орри и понял — лучше промолчать.

Лебрент же спросил:

— Как?

— Лопатка в осколки, — буркнул Гарт, присаживаясь над ним с полотном. — Что смог, сделал. Остальное…

— Господи Иисусе! — дошло до Галиган, что дело серьезней, чем он думал. Лицо стало мрачным, как у мужчин. Пока Гарт перетягивал раны Лексинанта, он все косился на Орри и Исвильду, но подойти не решился — больно. А так сидишь, смотришь и вроде не видишь и точно не знаешь.

— Она выздоровеет, — прошептал, заверяя сам себя. — Иначе было бы неправильно.

Орри молчал — челюсти давно свело наглухо, и не говорить не слышать ничего кроме дыхания Исвильды, стука ее сердца, ему не хотелось, Спугивать ненужными словами единственное, что дает ему надежду и держит от порыва вскочить на коня и дать дикий галоп до Боз, он не хотел. В тихом стуке ее сердца еще теплилась жизнь, а значит, есть шанс, и есть время и возможность, и Орри цеплялся за девушку, дышал в унисон, надеясь таким образом удержать ее рядом на этой черствой, грубой земле.

Месть потом. Она будет. Но сейчас лишь одно имеет значение — Исвильда.

Гарт покачал головой, закончив перевязку Лексинанта:

— Как ты поедешь?

— Как все, — заверил он.

— Раны глубокие.

— Не смертельно.

— Прижечь бы.

— Уезжать надо.

— Сейчас Галиган перевяжу и двинемся, — пообещал, перебираясь к герцогу. Его раны оказались пустячными — поверхностными, но кровоточивыми и болезненными. Мужчина скалился и шипел от прикосновения вина к открытой поверхности.