Джим Батчер - Маленькая услуга

— Черт возьми, — сказал я. — Сажайте ее в машину. Пошли, Кинкейд, Майкл.

Кинкейд подхватил ее на руки, и они с Майклом залезли в кабину грузовика.

— В-ваш д-дом далеко отсюда, Страж? — спросила Люччио меня.

Она тоже не очень хорошо выглядела. То есть, она выглядела хорошо в данных обстоятельствах. Но также она выглядела мокрой и полузамороженной, она стояла на коленях, обнимая Мыша, протирая его мех, чтобы помочь высушить его и распушить. Я видел Люччио в действии, как капитана Стражей Белого Совета, и у меня было свое мнение относительно нее. Когда я смотрел на женщину, которая, не моргнув, встала перед сподвижниками Кеммлера, которая стояла под автоматным огнем, защищая учащихся, как-то забывалось, что она женщина, а она была женщина весом в сто тридцать или сорок насквозь промокших фунтов.

Она была женщина.

В середине снежной бури.

— Это недалеко, — сказал я. Потом я подошел к двери, где сидел Кинкейд и сказал, — Возьми ребенка на колени.

— Она пристегнута ремнем безопасности, — возразил Кинкейд. — Она и так подвергается опасности.

— Люччио весит не намного больше, чем Ива, — сказал я ровным тоном. — И она находится почти в такой же опасности, как ребенок. Поэтому ты возьмешь Иву на колени и позволишь капитану ехать в кабине, как джентльмен.

Кинкейд подарил мне ледяной взгляд своих бледных глаз.

— Или что? — спросил он.

— Я вооружен, — объяснил я. — А ты нет.

Он посмотрел на меня, затем на мои руки. Одна из них была у меня в кармане пальто. Тогда он сказал,

— Ты думаешь, я поверю, что ты можешь убить меня?

— Если ты заставишь меня выбирать между тобой и Люччио, — сказал я с ломкой улыбкой, — я совершенно уверен, кого я выберу.

Его зубы вспыхнули во внезапной волчьей улыбке. И он отодвинулся, привлекая замерзшего ребенка к себе на колени.

К тому времени, когда я возвратился к Люччио, она не падала только потому, что Мыш сидел спокойно, поддерживая ее. Она пробормотала какой-то протест слабым командным тоном, но так как она сказала это по-итальянски, я заявил, что ее мозг совсем заморожен, и я принимаю командование на себя. Я засунул ее в кабину грузовика и пристегнул ремнем около Кинкейда. Он помог с этим — мои пальцы были слишком холодными и жесткими, чтобы справиться быстро.

— Гарри, — позвал Майкл. Он сдвинулся назад, вытянул из-за водительского сиденья скатанное теплое одеяло и бросил его мне. Я поймал его и кивком поблагодарил, от холода в животе уже начинались какие-то спазмы.

И мы с Мышом остались в кузове грузовика, оба насквозь промокшие, в середине зимы, в середине снежной бури. Холод перемещался от моего живота к груди, и я свернулся в комок, потому что у меня не было большого выбора. Волшебство не могло помочь мне. Я не мог вызвать шар пламени, потому что и грузовик трясло, и меня трясло еще больше. И вообще я хотел бы согреться, а не поджечь себя.

— П-п-п-пошла эта г-г-г-галантность н-н-н-нафиг, — проворчал я Мышу, стуча зубами.

Мой пес, от толстой шубы которого сейчас не было особой пользы, потому что она вся промокла, прижался ко мне так же тесно, как я прижимался к нему, под грубым одеялом, в то время, как в кабине грузовика, небось, было тепло, его окна запотели. Я чувствовал себя героем Диккенса. Я было подумал объяснить это Мышу, только чтобы занять чем-то мои мысли, но он и так уже достаточно страдал, Диккенса он мог и не вынести. Таким образом, мы ехали в несчастной, общительной тишине. Возможно, за нами следовали какие-то чрезвычайные непредвиденные огни. Я был слишком занят, наслаждаясь ненамеренными ритмичными сокращениями каждой мышечной клетки в моем чертовом теле, чтобы это замечать.

Раз тридцать за поездку, я был вполне уверен, что сейчас потеряю сознание и проснусь через пятьсот лет в будущем, но все-таки оказалось, что я должен был вынести всего лишь несчастные двадцать минут до того, как Майкл добрался до моей квартиры.

Обе двери кабины открылись, и прозвучал утомленный, но авторитетный голос Люччио.

— Подведите его к двери, он должен позволить нам пройти через его защиту.

— Все хорошо, — сказал я, вставая. Звук, правда, получился такой: «Ввввхрр», а когда я попытался встать, то почти выпал из грузовика. Майкл поймал меня, и Кинкейд, быстро подскочив, помог ему поставить меня на землю.

Я смутно почувствовал, что одна из рук Кинкейда вошла в мой карман и вышла оттуда пустой.

— Сукин сын, — сказал он, усмехаясь. — Я так и знал.

Люччио появилась из кабины грузовика, неся на руках Архив, задрапированную во что-то. Руки и ноги девочки свисали свободно, ее рот открылся во сне, а щеки пылали, как гвоздика.

— Поднимайся, Дрезден, — заявила она. Ее голос был устойчив, но хотя она и была согрета поездкой, все равно она была вся влажная, и холод снова погружал в нее свои зубы. — Поспеши.

Я начал неопределенно перетасовывать ноги, вспоминая где-то на заднем плане, что, когда идешь, надо перемещать их поочередно. Это значительно улучшило наше продвижение. Мы достигли двери, и кто-то сказал что-то об опасной защите.

— Ну прямо! — подумал я. — У меня просто нормальная защита, максимум, на что она способна, это поджарить вас до состояния сальных пятен на бетоне. Видели бы вы, что Гард вытворяет.

Люччио тоже что-то сказала о моей защите, и я подумал, что она выглядит замерзшей. А у меня дома был огонь, который она, вероятно, могла бы использовать. Я попытался открыть дверь перед ней так, как открывают двери перед леди, но проклятая штука застряла, пока Майкл не открыл ее, пихнув плечом и бормоча что-то осуждающее о непрофессиональной работе.

Потом все запуталось, а мои руки и ноги здорово болели.

Потом всплыла мысль: Парень, какая отличная кушетка.

Мыш сопел у моего лица, и затем почти раздавил меня, положив на меня свою голову и верхнюю часть туловища. Я подумал, что надо устроить ему разнос за это, но решил лучше поспать на моей замечательной кушетке.

Дальше чернота.

Я проснулся в комнате, освещенной только светом от моего камина. Я был слегка поджарен, а пальцы на руках и ногах неловко пульсировали. Какой-то нежный вес нажимал на меня, и при ближайшем рассмотрении оказался буквально всеми моими одеялами. Глубокий, медленный, устойчивый звук дыхания моего пса доносился от коврика перед кушеткой, а одна моя рука лежала на теплой сухой спине Мыша.

Где-то рядом журчала вода.

Люччио сидела на скамеечке для ног перед огнем, глядя на пламя. Мой чайник висел над огнем. Таз с водой, над которой поднимался пар, стоял на очаге. Пока я смотрел, она опустила ткань в горячую воду и водила ею по плечу и вниз по руке, ее лицо было повернуто ко мне в профиль. Глаза были закрыты в выражении простого удовольствия. Свет огня создавал прекрасные, изящно женские тени вдоль тонких линий ее голой спины вниз к поясу джинсов. Когда она двигалась, мускулы перемещались под мягкой кожей, которая мерцала, как золотая, в свете камина еще целую секунду после того, как теплая ткань проходила по ней, оставляя небольшие завитки пара на своем пути.