Догоняй! - Анатолий Уманский

Опергруппа уже закончила собирать вещдоки. За оцеплением пролазы-журналисты донимали вопросами полковника. Раздраженный полковник отвечал по большей части нецензурно. Среди прочих Дубовик узнал штатного корреспондента таблоида «Зеркало». Час от часу не легче. Теперь жди кричащей передовицы: «Восставший из Ада!» И морду эту налепят, гвоздями утыканную. И тираж полмиллиона экземпляров.

В вышине лениво зарокотало. Налетевший ветер с шуршанием погнал по аллее палую листву наперегонки с парой пластиковых стаканчиков.

– Василь Кузьмич, показывайте, – велел следователь.

Ильин, круглолицый и добродушный эксперт-криминалист, виновато взглянул на Галю и откинул черный полиэтилен.

Галя ахнула, зажав ладонью рот, ее ноги подкосились. Дубовик подхватил ее сзади, будто невзначай коснувшись груди.

В лежащей на земле куче размозженной плоти и обломков костей трудно было признать человеческое тело. От головы осталась лишь слипшаяся масса из клочьев волос вперемешку со слизистыми комками мозга, в которой белели осколки черепа.

– Красавец? – усмехнулся Дубовик. – Знакомься: Соколов Андрей Владиленович. Студент. Его пассию прирезал твой благоверный. Ирония судьбы.

– Прикройте… – только и смогла выдавить Галя.

Ильин снова набросил на останки полиэтилен.

– Ваши соображения, Василь Кузьмич? – спросил Дубовик, отпустив вдову. Ильин обычно восстанавливал картину происшествия, как иные влюбляются, – с первого взгляда.

– Юноша бледный со взором, по причине наркотического опьянения, горящим решил, видимо, запоздало воздать за гибель возлюбленной самым неромантичным способом, проще говоря, поссать на могилу злодея, – торжественно начал он, оглаживая усы. – В самый момент воздаяния произошел взрыв, за которым последовало нападение…

– Все-таки нападение? – перебил Дубовик. – А не взрывом его?

– Голубчик! – страдальчески воскликнул эксперт. – Каким взрывом? Парня били, ты не поверишь, копытами! Пока не лопнул череп! Тут повсюду следы копыт. Или по кладбищу гарцевала бешеная корова, в чем лично я сомневаюсь, или убийца – черт, в чем я тоже сомневаюсь, или поработал какой-то псих в крайне необычных сапожищах, в чем я нисколько не сомневаюсь.

Дубовик поморщился: скверное шутовство Василия Кузьмича давно стало притчей во языцех.

– Ну-ну. – Он со значением взглянул на Галю.

– Леша, ну что ты в нее-то вцепился? – возмутился Ильин. – У тебя что, с раскрываемостью проблемы? Имей совесть. Как, по-твоему, она бы это сделала?

– Мало ли чему их в детдомах обучают? – хохотнул Дубовик.

– Леша, побойся бога…

Рядом возник мужичок в серой спецовке и затараторил, радуясь вниманию:

– Точно, точно! Говорю ж, она вкруг могилки ходила-ходила, плевала, сорила окурками, ну и хрень всякую городила, мол, взорвать бы ее, могилку-то. Я тогда-то подумал, херня, а оно вона как оказалось…

– Да слышали уже про окурки, – досадливо отмахнулся следователь. – Если вспомните еще что-нибудь, дайте знать.

Мужичок тяжко вздохнул и поплелся восвояси, засунув руки в карманы.

– В общем, это очень странный теракт, – продолжал Ильин. – Я бы на сатанистов ставил, хотя раньше таких талантов за этой публикой не водилось. Так что не бойтесь, я вас в обиду не дам! – Он шутливо подмигнул Гале, а Дубовику показал кулак. – Главное, заметь, Леша: копытца только на этом участке отметились. Ни сюда не ведут, ни отсюда. Копытный наш как бы выскочил прямиком из могилы, затоптал парня и улетел. Или растворился в воздухе. Или провалился в ад, прихватив с собой Рощина, которому там, кстати, самое место. Именно что «как бы», – добавил он при виде помрачневшего лица следователя. – Убийца, конечно, на такой эффект и рассчитывал. Остроумный парень.

– Или девчонка, – добавил Дубовик, снова посмотрев на Галю.

– Еще раз повторяю, – тихо отчеканила она, – я ни в чем не виновата.

Виновата, думал Дубовик. Еще как виновата. Оба мы хороши.

– Ну что, поехали домой? – сказал он, не в силах скрыть дрожь в голосе, и буквально поволок ее к своей «девятке».

Ильин проводил их встревоженным взглядом.

8

Когда Катя не обнаружила Ленки в классе, ей еще больше стало не по себе. Она прошла к задней парте, села и постаралась стать для всех невидимкой. Ей хотелось узнать, что с Ленкой, но обращаться к одноклассникам она боялась.

Ленка не появилась и на втором уроке, и на третьем. На переменах Катя ходила по коридорам с опаской, но никто не трогал ее. Мало того, на нее избегали даже смотреть, и это пугало больше, чем прежнее враждебное внимание.

А после уроков в раздевалке ее поджидал Стас. Под его глазами, словно пятна у енота, темнели два отменных фингала, губы распухли. Катя попятилась, взвешивая портфель в руке и прикидывая, сможет ли врезать им Ширшову.

– Слышь, Рощина… ты, это… извини, ладно? – сказал вдруг Стас, понурив коротко стриженную голову. Его уши налились румянцем.

Катя от изумления даже рот разинула.

– Бить тебя больше не будут, отвечаю, с пацанами я поговорил, – продолжал он. – Ты прости меня, ладно?

– Ладно, – буркнула Катя. В конце концов, Стас в тот раз за нее заступился… – Кто это тебя так?

– Пацаны по-хорошему понимать не хотели, – усмехнулся Стас. – Они тебя собрались в грязи с перьями вывалять. Как раньше с неграми в Америке делали. Санек Пеструхин из пятого «А» даже специально старую подушку из дома припер.

Катю вдруг осенила догадка:

– А ты что, и Ленку побил? А то ее в школе не было.

– Не, ты чё, я девчонок не бью! – возмутился Ширшов. – Мне еще батя всегда говорил: девчонок только последняя падла бьет. А Ленка не пришла, потому что у нее отец погиб.

Катя почувствовала, что ей не хватает воздуха.

– Как погиб?.. – выдохнула она.

– Как-как… Пришибло его.

– Как… пришибло?

– Как-как… Столбом электрическим. Еле опознали.

У Кати потемнело в глазах.

– Дурак! – крикнула она и выбежала в коридор. – Это тебе не шутки!

– Какие шутки, по натуре! – не унимался Стас, еле поспевая за ней. – Так вот, батя мне всегда говорил…

Кате сейчас было совершенно наплевать, что там говорил старший Ширшов.

– Отцепись! – закричала она и, развернувшись, так треснула Стаса по лбу портфелем, что тот раскрылся и все содержимое разлетелось по полу. Ширшов охнул.

Катя решила, что теперь ей точно не жить. Но Ширшов опять ее удивил.

– Вот это врезала! – восхитился он, покрутив головой. – Блин, ты реально крутая.

– Слушай, ты прости, я…

– Да я понимаю, – серьезно сказал Ширшов. – Тебе сейчас фигово. Мне тоже так было, когда батя помер. На людей бросался. Да и Ленке, поди…

С этими словами он опустился на колени и стал собирать ее рассыпанные учебники и тетрадки. И тогда Катя,