Стивен Кинг - Способный ученик

Сейчас Тодд ловил каждое его слово... Это уже было что-то. Но он верил — впереди ждут вещи поинтереснее. Надо только изредка давать Дюссандеру шпоры. Да, черт возьми, повезло. У других в его возрасте маразм крепчает, а этот хоть бы хны.

Дюссандер глубоко затягивался, не выпуская сигареты изо рта.

— Иногда мне мерещатся люди, которые были со мной в Патэне. Не охранники, не офицеры — заключенные. Помню случай в Западной Германии лет десять назад. На дороге произошла авария. Образовалась пробка. Я глянул направо — в соседнем ряду стояла «симка», за рулем совершенно седой человек. Он не сводил с меня глаз. На щеке у него был шрам. Лицо как простыня. Патэн, решил я. Он там был, он узнал меня. Стояла зима, но я не сомневался: снять с него пальто и закатать рукав сорочки — обнаружится лагерный номер. Наконец движение возобновилось. Я оторвался от «симки». Еще десять минут, и я бы не выдержал, я бы вытащил его из машины и начал бить... есть номер, нет номера — все равно. Я бы начал бить его за то, что он так смотрел на меня... Вскоре я уехал из Германии. Навсегда.

— Вовремя смылись, — заметил Тодд.

— В других местах было не лучше. Рим... Гавана... Мехико... Только здесь я выкинул все это из головы. Хожу в кино. Решаю шарады. По вечерам читаю романы, все больше дрянные, или смотрю телевизор. И тяну виски, пока не начинает клонить в сон. Ничего такого мне больше не снится. Если ловлю на себе чей-то взгляд— на рынке, в библиотеке, у табачного киоска, — то только потому, что я кому-то напомнил его дедушку... или старого учителя... или бывшего соседа. А то, что было в Патэне, это было не со мной. С другим человеком.

— Вот и отлично! — подытожил Тодд. — Про все про это вы мне и расскажете.

— Ты, мальчик, не понял. Я не хочу об этом говорить.

— Никуда не денетесь. Иначе все узнают, кто вы такой.

Дюссандер, без кровинки в лице, внимательно посмотрел на Тодда.

— Я чувствовал, — произнес он после паузы, — я чувствовал, что кончится вымогательством.

Они сидели на заднем крыльце под безоблачным дружелюбным небом: Тодд — в футболке, джинсах и кедах, Дюссандер — в заношенной рубахе и мешковатых брюках на подтяжках. Ну и видочек, мысленно скривился Тодд, можно подумать, что все это ему пришло в посылочке от Армии спасения. Надо будет что-нибудь придумать. Таким тряпьем можно испортить все удовольствие.

Они закусывали сандвичами «Биг Мак», доставая их из корзинки; не зря Тодд накручивал педали — сандвичи были теплые. Тодд потягивал через соломинку тонизирующий напиток. Дюссандер пил свое виски.

Его голос шелестел, как газета, прерывался, набирал силу и тут же слабел, делался почти неслышным. Его выцветшим глазам с красными прожилками никак не удавалось остановиться на одной точке. Со стороны могло показаться, что на крыльце сидят дед и внук.

— Вот все, что я помню, — закончил Дюссандер и откусил от сандвича добрую треть. По подбородку потек соус.

— А если подумать? — мягко спросил Тодд.

Дюссандер изрядно отхлебнул.

— Пижамы были бумажные, — процедил он. — Когда заключенный умирал, его одежда переходила к другому. Иногда одну пижаму снашивали до сорока заключенных. Я удостоился лестной оценки за бережливое отношение к имуществу.

— От Глюкса?

— От Гиммлера.

— Постойте-ка, в Патэне была швейная фабрика, вы говорили неделю назад. Почему же там не шили пижамы? Заключенные могли сами шить их.

— Фабрика в Патэне выпускала обмундирование для немецких солдат. И вообще мы... — Дюссандер осекся, но усилием воли заставил себя закончить. — В нашу задачу не входило укреплять здоровье заключенных. Может быть, на сегодня хватит? Пожалуйста. У меня болит горло.

— Вы слишком много курите, — заметил ему Тодд. — Расскажите еще немного про одежду.

— Какую? — угрюмо спросил Дюссандер. — Лагерную или эсэсовскую?

Тодд улыбнулся.

— И ту, и другую.

Тодд делал себе в кухне сандвич с арахисовым маслом и джемом. Кухня находилась на некотором возвышении и вся сияла хромом и нержавейкой. Тодд недавно пришел из школы, а мать все никак не могла оторваться от своей электрической машинки. Она печатала диплом какому-то студенту. Студент — в очках с немыслимыми линзами, с торчащими во все стороны короткими волосами — казался Тодду пришельцем из космоса. А написал он что-то такое про распространение плодовой мушки в долине Салинас в послевоенный период... или еще какую-то муру в этом духе. Тут стрекот машинки оборвался, и мать вышла из кабинета.

— Вот и Тодд с мыса Код — сказала она вместо приветствия.

— Вот и Моника из Салоников, — ей в тон сказал Тодд.

Для своих тридцати шести мать у меня будь здоров, подумал он. Высокая, стройненькая, светлые волосы чуть тронуты пепельным оттенком, темно-красные шорты, прозрачная блузка с янтарным отливом, небрежно завязанная узлом под самой грудью, достаточно открыта, чтобы каждый мог оценить эти маленькие, ничем не стесненные взгорки. Из волос у нее торчал ластик, а сами волосы были наспех схвачены бирюзовой заколкой.

— Что в школе? — Она поднялась по ступенькам в кухню и, мимоходом чмокнув сына, присела возле рабочего столика.

— Полный ажур.

— Снова будешь в списках лучших?

— Ясное дело. — Вообще-то Тодд чувствовал, что может в первой четверги несколько сдать позиции. Уж очень много времени он торчал у Дюссандера, и даже когда не торчал, в голову лезла вся эта дрянь, поведанная ему отставным воякой. Пару раз эта дрянь даже ему приснилась. Да ладно, было бы о чем говорить.

— Тодд Боуден, способный ученик, — с этими словами мать взъерошила его лохматую голову. — Как сандвич?

— Ничего.

— Сделай-ка мне тоже и принеси, пожалуйста, в кабинет.

— Не могу, — сказал он, вставая. — Я обещал мистеру Денкеру, что почитаю ему часок-другой.

— Опять «Робинзон Крузо»?

— Нет. — Он показал ей корешок толстой книги, купленной в буке по дешевке. — «Том Джонс».

— Мать честная! Тодд, лапка, тебе ж на это года не хватит. Взял бы опять адаптированное издание.

— Ему хочется услышать всю книгу целиком. Так он сказал.

— A-а. — Секунду она точно бы оценивала сына взглядом, потом привлекла к себе. Тодд смутился — мать редко выказывала свои чувства. — Ты ангел! Почти все свободное время читаешь ему вслух. Нам с папой кажется... да такого просто не бывает!

Тодд скромно потупился.

— И ведь никому ни слова. Прячешь, можно сказать, свои таланты.

— Да ну, этим только проговорись... совсем, скажут, завернутый. А то и с дерьмом смешают.