Кровавый дождь. Ключ к разрушению - Анастасия Король

Она уверила себя, что отец погиб, поэтому и не возвращался.

Но вот он здесь.

Пока не увидела отца, Нина даже не осознавала, как сильно ненавидела его и одновременно с этим тосковала по нему все эти годы.

С пятнадцати лет она как брошенный щенок. Она была еще совсем ребенком, когда, вернувшись домой на их съемную квартиру, обнаружила запертую дверь, а отца и след простыл.

Именно тогда она поклялась, что больше никогда не использует свою силу. Люди недостойны ее жертвы. Даже отец ее предал.

Но, видно, кто-то сверху не хотел, чтобы она сдохла в канаве, и послал ей Мурата Басаровича. Сначала он предложил ей подработку в его конторе и разрешил ночевать в цехе, где изготавливались гробы, а потом оформил опекунство над ней. Аня и Мурат Басарович приняли ее как родную, а его люди обучили Нину своему ремеслу. Но она всегда была одна, ведь она не могла доверять даже такому доброму человеку, как Мурат Басарович.

То, что отец объявился, могло говорить лишь об одном: ему от нее что-то надо. Сложно представить, что после пяти лет разлуки он вдруг вспомнил о ней. Но Нина всю свою жизнь мечтала лишь об одном – стать обычным человеком, поэтому решила хотя бы выслушать его.

– Можешь не прятать нож. Если тебе так спокойнее, я не против.

Нина вздрогнула, чуть не выронив нож, и вытащила руку. Лезвие блеснуло в тусклом свете дорожного фонаря.

Нина ненавидела, боялась отца и одновременно с этим нуждалась в нем. Что за парадокс?

Рамаз перегнулся, достал из бардачка папку – лезвие воткнулось в его болоньевую куртку и оставило надрез. Он не обратил на это внимания и бросил папку Нине на колени.

Взгляд же Нины вцепился в такой знакомый кулон на шее отца. Рамаз говорил, что его ему подарила мама Нины. Знак веры и знак демона на обратной стороне – растущий месяц, пронзенный мечом сверху, и полная луна, пронзенная мечом снизу, – символ баланса света и тьмы.

Она подумала, что, возможно, перегнула палку. На самом деле Рамаз выглядел неплохо: от него не пахло алкоголем, судя по всему, он сегодня не пил.

Нина сложила нож и открыла папку. Включив фонарик на телефоне, вчиталась в текст на первом листе:

Рубин Преисподней – это рубин весом сорок три карата. По легендам, он порождение недр Ада. Рубин обладает силой впитывать энергию. Что бы или кто бы ни прикоснулся к нему, этот объект теряет энергию. Известны случаи, когда экзорцисты, или, как их сейчас принято называть, гвардейцы Святой земли, теряли свою силу, подержав его в руках…

– Я думала, Рубин Преисподней пропал сто лет назад. Он и правда может вытащить из меня силу берегини? Ты уверен, что это продлит мою жизнь?

– Уверен. Я его искал много лет. И нашел. Сейчас он в руках миллиардера Пономарева Олега Ивановича. Предположительно, в его апартаментах в Санкт-Петербурге. Надо выезжать как можно скорее. У тебя осталось не так уж много времени.

Нина опустила лицо, отгородившись от отца ширмой волос. Она не использовала силу берегини, но никто не мог достоверно сказать, из-за чего именно умирали берегини: иссушали себя, используя силу, как было принято считать, или в принципе, даже если они не используют силу, срок жизни берегинь – двадцать два года, не больше.

Нина тяжело вздохнула. Она чувствовала на себе его взгляд.

– Я не пью уже больше четырех лет, – произнес он словно бы между прочим.

Нина замерла и медленно подняла голову, прищурилась:

– Зачем ты это говоришь?

Он отвел глаза и посмотрел через запотевшее лобовое стекло на желтый свет фонаря.

– Я просто хотел, чтобы ты знала, что можешь на меня положиться.

В его словах было столько невысказанной боли, что сердце Нины сжалось. Господи, как же она скучала по нему! Правда ли она ненавидела его, или это детская обида за то, что он ее бросил?

Сколько бессонных ночей она провела, не понимая, почему он ушел. Нина была готова поверить в любую его ложь, лишь бы вновь обрести отца. Но он пропал, исчез из ее жизни, словно только и ждал возможности.

Он с такой легкостью отказался от нее, что вывод напрашивался один: она была для него лишь обузой.

Горло перехватило, а глаза защипало – Нина часто заморгала.

– Почему ты бросил меня? – выдавила она вопрос, мучивший ее все эти годы.

Нине показалось, что Рамаз побледнел. Он отвернулся, открыл рот, потом закрыл его, явно подбирая слова.

– Прости меня, – произнес он тихо и замолчал.

Нина долго смотрел на него, ожидая продолжения, но он не собирался оправдываться… Таков был ее родной отец.

Она поджала губы, но тоска по нему была настолько велика, что пересилила обиду. Она так долго злилась, так долго придумывала, что скажет при встрече, а теперь слов не нашлось. Робкая надежда, что Рамаз и правда нашел способ ее спасти, заставила Нину вздохнуть и подсветить схематический рисунок, на котором был изображен рубин:

– И что же ты придумал?

* * *

Как только дверь машины за Ниной захлопнулась, внедорожник взревел мотором и скрылся за поворотом, словно его и не было. Не торопясь она прошла обратно к бару.

Она проклята силой берегини. Из-за этой силы за ней охотилась Святая земля. Нина была вынуждена скрываться всю свою жизнь. Она запретила себе надеяться, закатала сердце под асфальт, но надежда, что однажды она станет нормальной, начала прорастать как весенняя трава.

Неужели ей больше не надо будет бояться Святой земли? Неужели она сможет прожить жизнь обычного человека? Неужели доживет до старости?

– Эй! Вот она где! – перекрикивая музыку, замахал Азамат.

Глаза Нины сфокусировались на нем. Он стоял перед Муратом Басаровичем. Улыбка украсила ее лицо. Щепотка надежды, словно волшебная пудра, придала миру блеск и яркость.

Нина сорвалась с места и подбежала к группе. Она заметила Игоря, который держал пиджак в руке, его галстук был расслаблен и петлей висел на шее. Глаза его блестели, а влажная рубашка с закатанными рукавами облепила подтянутую фигуру.

Неужели она сможет создать семью? Возможно, даже выучится в университете. Она станет, например, патологоанатомом, или пойдет работать в полицию, или станет стоматологом? Неужели она сможет родить ребенка? Нет, обязательно трех детей. Она всегда мечтала о большой семье. Она обязательно будет кормить их грудью, пока от той не останутся уши спаниеля,