Андрей Звонков - Любовью спасены будете...

– Сколько ж ему было?

– Девять лет, десятый.

– Сколько?! – Я удивился.

– Ты понял. – Вилечка не стала повторять. – Зайди к нему в комнату.

Я не решился. Она настойчиво повторила:

– Загляни.

– Да ладно, парень занимается. Не стоит мешать. Я верю.

– Я понимаю, что веришь, но этого мало. Это надо видеть!

Я послушно пошел к комнате Виктора. Здесь было необыкновенно. Это не мальчишеская комната с разбросанными книгами, радиодеталями или спортивными снарядами, это келья. Огромный иконостас, мерцающая лампада и тонкий запах ладана и еще чего-то неуловимого, нежного… На той же стене с иконостасом, над письменным столом в рамке увеличенная черно-белая фотография Вити Носова в халате с ящиком в руке и фонендоскопом на шее на фоне скоропомощного рафика.

Витя-младший поднял на меня глаза, оторвался от тетради. Перехватив мой взгляд, спросил:

– Дядя Андрей, а вы хорошо знали моего папу? Я читал вашу рукопись.

– Мама дала?

– Я спросил, она разрешила.

– Неплохо знал, мы порой с ним вместе работали, до появления на подстанции твоей мамы.

– А потом?

– Потом – редко.

– Вы с ним дружили?

– Да как сказать… – Парень задавал вопросы не в бровь, а в глаз… – Опять же до прихода твоей мамы.

Виктор Викторович повернулся к столу, проговорил:

– Значит, папа у вас ее отбил?

Я чуть не рассмеялся. А ведь и вправду – отбил. Я так и сказал:

– Отбил. А разве можно отбить, если без желания?

– Нет, конечно, – серьезно сказал Носов-младший. – Она его любила.

Да уж, любила. Как дай нам Бог быть так любимыми!..

Я спросил:

– А чем это у тебя так пахнет?

– Не нравится? – спросил он чуть ревниво.

– Отчего же, очень приятно, я один запах узнал – ладан, а вот другой никак не пойму.

– Миро, – довольно сказал Витя, – я сам сначала не знал, а у меня одна икона мироточит.

Вот даже как!

Он встал и показал мне небольшую икону с изображением воина в доспехах. Я такой никогда не видел. По нижнему краю иконы блестели бисерные капельки маслянистого вещества – миро.

– А кто это?

– Святой мученик – Уар, – серьезно объяснил мальчик, – ему можно молиться за некрещеных. Я за папу молюсь, и за бабу Олю, и за маму.

От этих слов у меня перехватило горло. Мальчик. Милый Витя, Виктор Викторович… А как же детство? Беготня и игры, приключения и фантастика?! За что ты себя так ограничиваешь? Зачем тебе все это? Я не удержался и спросил:

– Зачем тебе все это?

Он пожал плечами. И просто сказал:

– Мне однажды сон приснился. Я его запомнил. Там такая старушка была, очень добрая, она мне сказала: «Сходи в церковь, окрестись и молись за папу мученику Уару». Я тогда этот сон бабушке Маше рассказал, она так плакала, я даже подумал, что это плохой сон, а она все повторяла: «Спасибо тебе, баба Марфа, спасибо…» Ну, я и пошел.

Потрясенный, вышел я из комнаты.

Вилечка ждала за столом.

– И как он тебе?

– Это… у меня нет слов. – Я налил себе полчашки уже остывающего чая, отпил. – Ну и сын у тебя!

– А у тебя как? Женился?

– Было.

– Разошлись?

Эх, Вилечка, Вилечка… А если б ты тогда не Витю выбрала, а меня? Как бы сложилась наша жизнь? Не знаю. Да и глупо это – абы да кабы… Чтобы сменить тему, я спросил:

– А где Мария Ивановна?

– Ах да, я ж тебе не говорила, точнее, не договорила… Мама после смерти папы очень сильно изменилась. – Вилечка налила нам еще по чашечке чаю. – И бабушка, и мама, и я, мы старались поддерживать друг друга, но маме это мало помогало… В общем, после отлета бабушки в Израиль мама прожила с нами всего год…

– Она умерла?!

– Да что ты. Не дай бог! Я б этого не вынесла. – Вилечка почесала носик. – Нет, жива, слава богу, просто ушла в монастырь.

– Куда?! – Вот тебе номер! Да что с ними? Сын, мама… я задал вопрос чисто риторически, но Вилечка совершенно серьезно ответила:

– Уехала в Эстонию, в Пюхту. Пюхтинская женская обитель. Она теперь – матушка Мария, травница. Мы с Витей ездили к ней этим летом. Мне показалось – она счастлива. По-своему. Теперь мы с Витей живем вдвоем. – Она усмехнулась грустно.

Такого поворота я не ожидал. И что теперь? Она осталась вдвоем с сыном, который на вопрос, кого ты больше всех любишь – папу или маму, отвечает: «Бога». И вспомнила обо мне. Случайность? Или я теперь – запасной вариант? Но кажется, Вилечка почувствовала мое настроение, она сказала:

– Что мы все чай да чай, давай-ка выпьем! – Вот так Вилечка-тихоня! – Ты что будешь – водку, коньяк или вино?

– Я за рулем, Вилечка, если только немного вина… – Выпить мне хотелось, но то, что гаишники периодически устраивают ночные рейды, отлавливая таких вот любителей тяпнуть за рулем, отбивало всякую охоту. Домой приеду – выпью.

– Я хотела предложить тебе помянуть Витю с Володей и папу, а с вином поминать как-то не принято.

– Тогда неси водку.

Вилечка принесла ледяную водку и две стопочки, поставила передо мной. Я налил. Выпили. Помолчали. Значит, Мария Ивановна считает себя виновной во всех семейных бедах? Мысль внезапно возникла. Ну да, Вилечка ведь именно это объясняла мне. Как странно, с тридцати граммов я так захмелел? Да и у нее щечки порозовели, глазки заблестели. Ого. Вот что значит бессонная ночь и еще полсуток дневной работы…

– Виленк! Ну что ты наделала? Как я домой поеду?

Вилечка посмотрела на настенные часы – восемь тридцать.

– А ты спешишь?

– Да нет.

– Ну тогда все еще выветрится.

– Мне надо маме позвонить, – сказал я, – я ее не предупредил, что задержусь.

Вилечка протянула трубку радиотелефона:

– Звони.

Несколько длинных гудков.

– Ма. Я задержусь.

– Хорошо. Во сколько будешь?

Вот вопросик! Знать бы! И уезжать не хочется, и остаться не могу. Я посмотрел на Вилечку, но она лукаво щурилась и молчала.

– Как выйдет.

– Постарайся до полуночи, ты же знаешь, как я волнуюсь, когда ты ночью ездишь!

– Знаю. – Да, с моим астигматизмом только по ночам и ездить… – Я буду осторожен.

Я отключил телефон. Вилечка все так же смотрела на меня.

– Твоя мама все еще обижается на меня?

Я пожал плечами:

– Не знаю.

– Врешь ты все. Если бы не обижалась, ты б ей сказал, что сейчас у меня. Она читала твою повесть?

– Да.

– И как ей?

– Сказала, что понравилось.

Вилечка опустила глаза:

– Значит, похвалила?..

Да. Похвалила, но я не стал говорить, что мама прочитала только первую часть. Ни к чему. Она читала и вспоминала то время, когда я работал на скорой, учился в институте, пытался ухаживать за Виленой… Наверное, ее старая обида все-таки вспомнилась.

Странное дело. Я так ждал такой встречи. Но после гибели Носова снова искать взаимности было выше моих сил. А потом женился сам, жили вроде мирно, потом разошлись без скандалов и ссор. Потом мы остались вдвоем с мамой. И как я мог ей сейчас сказать, что задержусь у Вилены?