Райдо Витич - Флора и фауна

— Я тебе не милая, — процедила сквозь зубы. Чесались они у меня жуть — о его сонной мечтали.

— Тогда познакомимся. Меня Гарик зовут. А тебя?

— Мария Магдалена.

— Не-а, — развеселился мужчина. — Хелен Энеску. Хочешь, паспорт покажу?

— Хочу. А еще полотна Рембранта и личные письма Леонардо Да Винчи.

— Ты со мной не играй, детка, я не мальчик…

— Девочка? — выгнула бровь, искусно изобразив удивление, и придирчиво окинула его фигуру взглядом. Сильный диплодок, натренированный.

Лицо мужчины стало холодно-отстраненным, взгляд неласковым, давящим.

Только не на ту напал, дядя.

Я чуть повела плечами, разминая затекшие мышцы, и уселась удобнее, обняв одну ногу и выставив другую: полюбуйся, барин-свет. Моя ступня почти достигла его ноги под равнодушным взглядом Гарика и была грубо отодвинута.

— Не шали, сказал.

Ладно, — поменяла позу, сев, как гимназистка перед директором, и скромности в глаза напустила, румянец смущения на щеки нагнала:

— Так лучше, дяденька? — мурлыкнула почти приветливо. Но и это на Гарика впечатления не произвело. Он хмыкнул и головой качнул:

— Ох, экземплярчик. Понять не могу, на черта ты нам сдалась? Спасать тебя от твоих же, чтоб спектакли смотреть?

— А правда, чего ради вы в самаритян играть вздумали?

— Жалко тебя стало.

— Кому? Не Ванюше ли?

— Потерпи, узнаешь. Сейчас мы другое решить должны, вернее ты. Гроб понравился, комфортный?

Я насторожилась — никак есть предложение продолжить близкое знакомство с ним? Меня невольно передернуло:

— Ничего гнездышко, но формат не мой.

— Да? Тогда выбирай: ведешь себя тихо, смирно, послушно, и благополучно добираешься собственными ножками в действительно комфортные апартаменты, в безопасное для тебя место. Или два варианта на выбор: ложишься в гроб сама и здесь или тебя уложат там, откуда мы тебя вытащили.

Ответ пришел сам, но озвучила я его через пару минут раздумий, чтобы нагнать значимости и напомнить о своей независимости. Знаю я таких спасителей: из огня вынут, в полынью сунут.

— Прежде чем ответить, я хочу знать, кто вы, зачем и куда меня везете.

— На встречу с одним человеком, с которым, надеюсь, вы найдете общий язык.

— Он желает потренироваться в языках?

— Не паясничай, утомляет. Он желает поговорить с тобой и приглашает погостить на его вилле.

— Мерси, только приглашение, согласись, оригинальное, я такие обычно не принимаю.

— Так и ситуация неординарная, заметь.

— Уже.

Мой взгляд стал жестким, с намеком, что память у меня хорошая.

— Способ доставки — идея этого человека?

— Какая разница?

Понятно, я права. У меня еще один должник появился.

— Хорошо, я согласна познакомиться с вашим человеком.

А там посмотрим, каким способом его доставку и куда организовать.

— Молодец, — похвалил меня Гарик.

Ты еще пятерку в дневник поставь, идиёт!

В помещение вошел парень с подносом.

— Подкрепись, — посоветовал Гарик, вставая. Вытащил кейс из-под кресла и поставил передо мной. — Здесь одежда и паспорт. Сбегать не нужно, потому что глупо и бесперспективно. Ребята мы терпеливые, но не до бесконечности. У нас самолет через час. Личный. Поэтому советую, прежде чем делать, крепко подумать. Да и бежать-то некуда, друзей, я чувствую, у тебя нет, а врагов не меряно.

Я смекнула, что спешить с прощальными реверансами пока не стоит: во-первых, особь, желающая меня видеть, не бедствует, во-вторых, мне нужна передышка для того, чтобы сориентироваться и решить, куда и каким образом уходить, в-третьих, моему организму нужно восстановиться, в-четвертых, категорически не нравятся гробы.

А в-пятых, этот Гарик прав — врагов у меня достаточно и спешить на встречу с ними не стоит.

Я кивнула, с теплой, почти как ночь на Северном полюсе, улыбкой, помахала ладошкой: испаритесь, сеньор, сеньорита переодеться желает.

Тот понял и вышел, но мальчика оставил.

Пускай — я не гордая, не жадная да и стыдиться мне нечего — смотри на здоровье.

И открыла кейс.

По одежде: строгому темному костюму, кофте под горло, туфельках сугубо пуританского направления, я подумала, что мы в Англии. Чай, овсянка с джемом, предоставленная мне доброхотами, подтвердила мою догадку. Так овсяную кашу могут готовить лишь в Лондоне.

Я кушала и думала: хорошо это или плохо, выгодно мне или наоборот?

С одной стороны, правосудие здесь работает на «ура», в полиции служат ребята бравые, всегда готовые прийти на защиту гражданских прав любого человека, с другой стороны, смысл мне красным флагом размахивать, если в итоге я попаду домой, куда, ой, как не надобно. Но опять же, похитившие меня впечатления добропорядочных, законопослушных граждан не производят. С криминально-отмороженным душком ребятки, жесткие от макушки до пят, и рожи, что кирпичи, и взгляды, что обоюдоострые ножи, о манерах вообще молчу.

Ясно, что меня далеко не на Венецианский карнавал приглашают и не на знойную сиесту в объятья мачо. Интерес их приземлен и не факт, что с моим стыкуется. Ситуация мне напоминала капкан, в который я попала, убегая от вепря, и оказалась зажата мало в железные тиски обстоятельств, так еще и обложена, как зверь, со всех сторон. Куда ни глянь, печальный пейзаж.

Но печалиться отменяется — недосуг. Время есть, значит, есть возможности.

Я допила чай, переоделась в предоставленное тряпье, дорогое, но не моего фасона, поблагодарила неизвестного благодетеля за то, что хоть не юбкой одарил, а все же брюками, в которых ходить тоска, зато прыгать и бегать сподручно, и принялась изучать свой паспорт.

Теперь я Хелен Энеску. Где-то я слышала эту фамилию.

Ч-чер-рт! Бройслав Энеску — партнер Аббаса по нефтепромыслу и принца Чарльза по теннису! Случайность? Не верю.

А не пора ли мне в сторону уходить? Нур-Хайли не зуб — клык на меня имеет, если не всю акулью челюсть. К кому, кому, а к нему в руки я точно не хочу, уж лучше на Родину: в джунгли к питону, в гнездовье Селезневских пеликанов, в прайд шакалов и гиен, даже в гроб — пожалуйста. Да и Энеску, слышала, тот еще тираннозавр, шейхов и питонов перемалывает влет и косточек в воспоминаниях не оставляет. Жесткий мужчина до жестокости, а в силу немалого капитала, недосягаем для любой системы. Он сам себе система, сам себе закон. Аббас-то, по сравнению с ним, почти ангел.

Оп-са! Это я? — с долей ужаса уставилась на свою фотокарточку и заскучала о зеркале, чтоб сверить оригинал с копией. Пришлось довольствоваться солнцезащитными очками из кейса. Не ахти что разберешь, но ясно, что фото не фальшивка. Это меня разозлило, и к списку ожидающих сатисфакции добавилось пару личностей, в частности, парикмахер и тот затейник, что его надоумил мне подобную стрижку сделать и цвет волос. Они стали моего естественного русого цвета и едва доставали до груди. Вместо красивых локонов теперь были чуть вьющиеся пряди и челка до бровей, как у Мирей Матье. Но той она шла, потому что скрывала беззащитность взгляда и истинную суть ранимого характера, а мне нет, потому что открывала тоже самое, выставляя на всеобщее обозрение то, что я усиленно прятала.