Города монет и пряностей - Валенте Кэтрин М.

– Она просила извиниться за больное горло. Её зовут Руина, а я – Рвач, и мы путешествуем вместе, потому что нам так удобно. Мы не знали, что эта пересохшая пустошь – тюрьма, не рассчитывали встретить здесь подобное.

Дымное щупальце выбралось из клетки и потянулось к женщине под вуалью, превратившись в подобие изящной руки, три пальца на которой были окружены огнём, как кольцами.

– Умоляю! – вскричал леопард. – Не прикасайся к ней! Этого нельзя делать!

Усталые глаза Руины были мягкими и виноватыми. Вместо объяснения она выпростала руку из-под чёрных одежд: рука была иссушена почти до костей, её покрывала потрескавшаяся и облупленная, как земля в пустыне, кожа; ногти почернели и раскололись. В горячем воздухе со скрюченных пальцев слетали частички кожи и уносились прочь. Женщина спрятала руку и со стыдом опустила голову. Дым отпрянул, и джинния втянула его обратно в клетку.

– Мы поделимся едой, если ты дашь нам повод себя пожалеть, и водой, что ценнее янтаря. Но не прикасайся к моей госпоже! Она больна…

У кота был несчастный вид: глаза чёрные и круглые, пятнистая шкура подёргивалась от укусов песчаных блох.

Джинния задумалась, сощурив глаза. Она потёрла нос разрисованной рукой – её ладони были покрыты мерцающими узорами, изогнутыми линиями, переходившими друг в друга, а там, где могли бы быть линии её рук, раскалёнными чернилами были нарисованы алые завитки.

– Я Ожог, – наконец проговорила она. – В шести морях и девяти пустынях отсюда я была одной из трёх Королев Каша и носила корону из тлеющих углей.

Рвач поскрёб лапой землю.

– Почему ты в клетке, Ожог?

Джинния замолчала, её облака потемнели и обрели задумчивый вид.

– В девяти морях и шести пустынях отсюда я взяла в осаду город Аджанаб.

Сказка о Клетке из слоновой кости и Клетке из железа

В городе Каш есть шесть дворцов, шесть тронов и шесть корон. Три Королевы и три Короля обитают там, каждый – в своём доме. Я была Королевой Тлеющих Углей, и мой замок с угольными контрфорсами располагался в конце длинного бульвара, по обеим сторонам которого росли иксоры и стояли дворцы моих сестёр, Королевы Трута и Королевы Пепла. Братья мои– Король Очага, Король Искр и Король Огнива – тоже владели блистательными жилищами. Конечно, называя их братьями и сёстрами, я ни в коем случае не желаю указать на родство между нами – извлеки эту мысль из своей головы.

Все монархи входят в обширное и разнообразное содружество, других связей между нами нет.

Мы – наследники королевства Кашкаша [25], первого из джиннов. Он спрял нас из дыма своей бороды, и мы поплыли по лику земли чёрными завитками. В священном огне его сердца, в безупречном пламени были зачаты первые из нас. Его взгляд сжигал тенистые леса; даже женщины с ледяным сердцем и ледяными глазами теряли сознание пред сим величественным ликом. Дымные дети резвились на равнинах, а он, танцуя, убедил их следовать за собой к славе и могуществу.

Он сказал, что нам не надо мучиться, как другим, и строить города, их построят вокруг нас, ибо какой человек не нуждается в огне? Поэтому Кашкаш стоял в центре Шадукиама, когда тот ещё не носил это имя. Весь город вращался вокруг него, все розы и бриллианты. Джинны шли за ним, куда бы ему не вздумалось отправиться – в тот или иной блистающий город, а потом прочь из него. Его имя по-прежнему священно для нас и сияет, раскалённое добела. Кашкаш был красив и любим, так как в его бороде таились чудеса, о коих меньшие джинны не могли и помыслить: лампы и драгоценности; свитки из огня и тумана, которые он вытаскивал из своего тела и раздавал точно хлеб. Он танцевал на верхушках минаретов наших первых настоящих домов и выкрикивал стихи истекающим кровью закатам, кричал: «Эй! Пускай джинны горят тысячу лет!» А далеко внизу толпа вопила от восторга. Скольким королям в те времена Кашкаш даровал исполнение желаний! Скольких девственниц он прожёг насквозь! Мы назвали город в его честь, и на протяжении веков, что миновали с той поры, невинные девы смазывают лбы пеплом, скорбя о нём.

Вот что мы трубим на весь мир, дудя в трубы из латуни и сердолика, век за веком. Так мне говорили. Я в это верила, пока была ребёнком и росла в городе Каш, мечтала о золотых бубенчиках на пояс и сладком мёде на ужин. В свой черёд мои дымные волосы, змеившиеся и извивавшиеся, сделались такими длинными, что мне пришлось носить их в двух корзинах из серебряной проволоки. Другие дети смеялись надо мной, покуда родители их не приструнили. Ибо такая отметина означала, что я буду Королевой, как великая борода Кашкаша указывала на него как на Короля. Меня забрали из маленького дома, прихватив три набора золотых ложек и миленький самовар, и ввели в необычный мир королевских особ. Мне было всего десять лет от роду, но у моего народа это уважаемый средний возраст. Мы не стареем, но умираем куда быстрей, чем заведено у прочих народов: вспыхиваем, искримся и умираем. Те, кого печатями и трюками запирают в лампах и прочем, живут дольше, почти вечно, как уголь, если его не поджечь. Но уголь не живой, то же можно сказать о заточённом джинне. Таков наш выбор: вспыхнув на открытом воздухе, мы долго не протянем. Поэтому в десять я не была ребёнком. А вот моя корона была молода, словно плачущая сиротка, отлучённая от груди.

Королева Пепла и Король Очага, Кохинур и Каамиль, сопроводили меня в Алькасар [26] Углей; каждый нёс по одной моей корзине. Они казались мне жуткими и красивыми, с горящими на чёрной коже самоцветами и золотыми кольцами в носах. Кохинур была высокая и худая, как отшельница, вся из чёрного дыма, без единой искры, а Каамиль – меньше и толще; милые складки его полыхающей кожи колыхались, а в пупке сверкал огромный топаз. У него был только один золотой глаз, в котором пламя танцевало будто дервиш; другая глазница, выжженная, пустовала.

В центре вымощенного красными плитками пола стоял символ моей власти – миска, наполненная горящими углями. Королева усадила меня на пурпурную подушку; я осторожно балансировала на своём дыму, чтобы не поджечь кисточки. Она говорила настолько твёрдо и доброжелательно, насколько могла, потому что была женщиной, занимавшей высокое положение, и слишком занятой, чтобы нянчиться с новенькой Королевой. Им обоим больше нравилась прежняя: она вспыхнула и сгорела дотла во время семейного ужина прошлой зимой, к лёгкому удивлению присутствовавших.

– Итак, юное дитя, – сказала Кохинур, жестко поставив меня на место, потому что ей было почти пятнадцать, и этот возраст внушал мне ужас, – неприемлемо, чтобы ты правила ничего не зная о нашей истории. Посему наш долг – рассказать тебе, как всё было прежде и как происходит сейчас. Однако мы приглашены на обед к Королю Искр, а там будут подавать наше любимое блюдо – горелое мясо василиска. Поэтому, будь любезна, слушай внимательно, чтобы нам не пришлось повторяться.

Сказка о Первом Джинне

Несомненно, ты благоговеешь перед Кашкашем как перед собственным дедушкой и любимейшим домашним богом. Прекрати! Прямо сейчас.

Чтобы слава джиннов гремела и нас не зачаровывали вновь и вновь, помещая в разнообразную кухонную утварь и отдавая на милость дочерей торговцев рыбой, требовалось сделать так, чтобы имя Кашкаша вызывало восхищение и страх…

Не три эту лампу, милый, а то выпрыгнет Кашкаш и проглотит тебя целиком! Не стучи ложками друг о друга, милая, – Кашкаш вырвется из рукояток и сожрёт тебя!

Однако неразумно ждать от других восхищения и страха, если мы сами их не испытываем. Поэтому тайная история духов дыма известна лишь избранным, к числу коих ты теперь относишься. Благодаря этому джинны до жути боятся своих монархов, а весь мир до жути боится джиннов.

Закрой рот, дорогая, а то мотыльки залетят!

Кашкаш не был первым джинном – имя того бедолаги сейчас никто не вспомнит. Он был нежеланным ребёнком, порождением огней, которые вспыхивали под ногами у Звёзд, когда те шли по землям юного мира. Из каждого чёрного следа выпрыгивал джинн, будто косточка из вишни, и нам пришлось искать своё место, хотя мы горели и никак не могли остыть. Мы – всего лишь обугленные забытые дети, чьё рождение прошло незамеченным. Я – потомок джинна, что поднялся над обожжённой травой. Каамиль – потомок обжигающих ветров. Королевы хранили записи и обменивались ими, хотя Кашкаш хотел, чтобы все сведения о нашем происхождении сгорели в пламени его имени. Теперь, когда ты одна из нас, придётся покопаться в твоей родословной. Итак, Кашкаш не был первым, хотя многие по сей день в этом уверены. Ведь не только обычные джинны молятся Кашкашу – так поступают напыщенные жрецы и высокопоставленные вельможи, которые хранят правду в своих кипящих сердцах, но забавляются, рассказывая сказки о джинне по имени Кашкаш, который мог овладеть любой женщиной и уничтожить любого мужчину.