Райдо Витич - Страж седьмых врат

Девушка задумалась, а дед прищурился и зашептал, к ней склонившись:

— Ты вот что девонька, не переживай, обойдем мы ту сущность черную. Жива будешь. Сдается мне и на эту нечисть управа есть. А кого нечисть боится? Правильно: креста, молитвы и поста!

— Так я поствую, дедушка, и молюсь и крест при мне, а он все равно не уходит.

— Значит не рядовой…Демон, говоришь?…А в церковь, если податься?

— Да кто ж меня слушать станет? В Негарке ходила, только рассказывать начала, как батюшка с испугу, чуть аналой не перевернул и ну меня гнать, крестом махать. Стыдоба-то, деда, — потупилась Варя.

— А мы к отцу Севостьяну сходим, но по уму. Друг у меня в церкви нашей сторожем: Георгий Константиныч. Добрый мужик, знающий, — подмигнул Трофим Андреевич, — в аккурат завтра он и дежурит. Я, как сменюсь, к нему подъеду, а к вечеру ты к церквушке подходи, мы тебя там и дождемся. Знаешь, где хоть? У Птичьего рынка, за коптильней. Старая церквушка-то, при Екатерине еще рублена. Туда ни один бес не проскользнет и другим тварям делать нечего. Ничего, Варюша, отринем мы эту нечисть в ад. Пущай там люд пугает. Ты пей, чай давай, да не кручинься.

Ох, как хотелось Варваре верить…

Около часу ночи значительно подбодренная стариком девушка пошла к себе. Шагнула в тишину и полумрак коридора и почувствовала знакомый холодок по спине. Ноги ватными стали, а сердце биться перестало. Она медленно оглянулась, еще надеясь, что опять показалось, и еле сдержала вопль, прикрыв ладонью рот — Он. Стоит в пяти метрах от нее, смотрит. Черный сюртук до колен обтягивал стройную фигуру и делал демона еще выше. Черные кудри ложились на широкие плечи, глаза мерцали зеленью…

Варя со всех ног бросилась к себе под защиту икон. Влетела в комнату, закрылась дрожащей рукой на цепочку. Постояла, прислушиваясь — тихо. Никого. Она медленно отступила в комнату, включила свет и вжалась в стену — Он. Стоял у окна, чуть склонив голову на бок, и смотрел на нее. `Вот тебе и церковь, дедушка', - мелькнуло в голове отстраненно. Варя медленно, глядя ему в глаза, скользнула к двери и бросилась в ванную, закрылась, замерла. Минута, пять, десять — никого. Только веры в то, что он исчез, все равно не было. И привалилась обессилено к стене — какой смысл бегать, какой?

В Негарке она тоже бежала, по тайге в ночь…

Парень к ней женихался рыжий, верткий, смешливый. А что отсидел, как говорил по глупости, так то Варю не пугало и не коробило — чай пол-Сибири ссыльников, кто за веру, кто за правду пострадал. А парень добрый, семечками все ее угощал, истории смешные рассказывал. Неделю крутился и в гости к другу пригласил. Чего она пошла? Ведь не хотела, упиралась…Уговорил. А дом друга-то его, барак у самой тайги на краю поселка. Из окон смех, музыка. Не по себе ей стало, беду почуяла и правда, только к подъезду, как Он из тени выплыл. Скользнул по воздуху, словно ветром надуло, и дорогу преградил. Борис сначала закричал так, что у Вари уши заложило, а потом посинел и упал лицом в снег. Варя к нему, перевернула…мертв. Глаза полные страха в небо смотрят, рот перекошен, лицо — гримаса ужаса. Молодой совсем — жить бы да жить, а сгинул. Из-за нее…

Варя как ополоумела — сил больше не было жить-то так — и рванула в темень. Сколько бежала, не считала. Снег глубокий, вязнуть начала и очнулась. Прислонилась к сосне, в небо глянула — вот бы только звезды и видеть и жить, жить.

Поняла — не будет ей жизни — рык раздался, шли на нее волки зубы скалили. Стая матерых голодных хищников все ближе. Секунда и прыгнет палевый главарь.

Сник. Уши прижал, заскулил и ну, с другими, животом снег собирать, отползая. И ума много не надо, ясно отчего. Обернулась — Он.

— Что тебе надо?!! — закричала.

Молчит, смотрит не мигая, а глаза…вот ее горе — зла она в них не видит, ни холода, ни огня бесовского. Искушает, давит на заветное…

Рванула она опять, куда ноги несут и не понимала — зачем? И не думала. Все, казалось настигнет и не будет у нее ни семьи, ни детей, и с бабушкой больше не свидятся, и с родом своим. И сколько дел Господом ей отмеренных не совершит она? И душа пропадет, сгинет в лапах сатанинских.

`Зачем же ты рожала меня, матушка?! `- кричала душа в отчаянье. А в ответ лишь ветки по лицу. И вдруг оступилась, полетела. Крутой обрыв над рекой, снегом заметен, края не видать.

Разбилась бы, да Он крылья свои подставил, опустил на землю бережно, и клониться начал к лицу, все ближе. Секунда, то ли кровь выпьет, то ли на части разорвет зубами, то ли в губы вопьется поцелуем жарким. У Вари разум от страха помутился, закричала, забилась и рухнула. Глаза открыла — светло и никого. Через час дома была, а еще через три, сотворив крепкое заклятье против нечести, побежала на автобус. И уж поверила — вырвалась.

А бабушка говорила, что заклятье то верное…

Варя открыла кран, в лицо воды брызнула и в зеркало глянула. А Он прямо за спиной.

В комнату она не вбежала — влетела, рухнула на колени перед иконами и начала истово молиться да креститься. А Он рядом, из стены выплыл и стоит, не колышется, до мелочей рисунок сюртучной ткани рассмотреть можно.

Час, второй — не исчезает, только ближе подбирается, словно сквозняком его поддувает к ней.

Не выдержала Варя, поднялась и к нему повернулась:

— Что ж тебе надо? Что мне сделать, чтоб оставил ты меня? — прошептала умоляюще. Он лишь голову на бок склонил — ни одна черточка на лице не дрогнула, ни одна ресничка не трепыхнулась.

— Отпусти меня, пожалуйста, оставь, Христом Богом прошу, — попросила Варя в отчаянье.

Он ладонью только качнул: три звездочки на пол упали и на глазах девушки превратились в трех дивно красивых женщин. `Гурии, не иначе', - мелькнуло у Вари.

Косы до пят, на голове сверкающие каменьями короны, как у Снегурочки, а из одежды лифчики да шаровары из камки с позолотою и жемчугами и остроносые загнутые туфельки.

Варвара ни удивиться, ни испугаться не успела — окружили они ее, заходили вокруг, оглядывая, да хитро улыбаясь. И аромат от них шел, словно в комнате восточные благовония воскурили. Нахмурилась девушка:

— Что вам надо?

Одного ей хватало, теперь еще трое…

— Ты просила, мы пришли, — сказала одна. Голосок детский, звонкий и лукавый, глаза хитрые с поволокой.

— Я его уйти просила… — чуть не заплакала Варя.

— За тем и явились. Три желания загадай и уйдем.

— И всего? — обрадовалась девушка: Так вот в чем дело — Он джин! — что ж он сам-то не сказал?

— А не может, — рассмеялась рыженькая, щурясь, — Слово скажет, от этого дома, как от городка вашего лишь пепел останется. Хочешь?

— Нет, — замотала головой Варя, бледнея и отступая.