Джим Батчер - Продажная шкура

Это будет означать раскол, какого не видел еще Белый Совет.

Это будет означать гражданскую войну.

В свете текущей ситуации я не видел ничего более гибельного для Белого Совета, чем это. Равновесие сил между сверхъестественными народами — штука хрупкая, нам едва удавалось удерживать позиции в войне с коллегиями вампиров. На описываемый момент обе стороны переводили дух и собирались с силами, однако вампиры возмещали свои потери гораздо быстрее, чем мы. Стоит Совету погрязнуть во внутренних раздорах, этим немедленно воспользуется противник.

Морган имел право бежать. Я достаточно хорошо знал Мерлина и не сомневался в том, что тот, не моргнув, отправил бы на смерть невинного, если бы от этого зависело единство Совета — что уж говорить о том, на кого указывали улики.

Короче, настоящий предатель мог довольно потирать руки. Убит еще один член Совета Старейшин, и даже если Совет не взорвется изнутри в несколько следующих дней, после казни наиболее опытного и преданного командира Стражей среди чародеев не могут не расцвести пышным цветом паранойя и недоверие. Все, что останется делать предателю, — это повторить процедуру с небольшими вариациями еще несколько раз, и тогда рано или поздно что-нибудь да надломится.

У меня в распоряжении имелась только одна попытка — нужно найти виновного, и сделать это быстро и безошибочно.

Полковник Мустард со свинцовой дубинкой…

Дело оставалось за малым — хоть какой-нибудь зацепкой.

Не дергайся, Гарри, не дергайся.

Мой сводный брат проживает в дорогой квартире на чикагском Золотом Берегу. То есть там, где живет куча всякого народа, у которого куча денег. Томас управляет дорогим салоном, и клиенты у него из тех, кому не жалко выложить пару сотен баксов за стрижку и просушку. Дела у него, судя по месту проживания, идут неплохо.

Я оставил машину в нескольких кварталах к западу от его дома, где стоимость парковки не так высока, как на Золотом Берегу, одолел остаток пути пешком и позвонил в дверь. Мне не ответили. Я спустился в вестибюль, посмотрел на часы, скрестил руки на груди и, прислонившись к стене, принялся ждать его возвращения с работы.

Не прошло и нескольких минут, как его машина остановилась на стоянке. Свой огромный «хаммер», который мы ухитрились раздолбать почти в хлам, он заменил с иголочки новенькой, до невозможности дорогой тачкой: «ягуаром» с кучей всяких золотых побрякушек. Надо ли говорить, что окраску тот имел ослепительно-белую. Я не трогался с места, ожидая, пока Томас войдет в дом.

Он вошел минуту спустя. Росту в нем футов шесть… ну, может, на волосок меньше. Одет он был в темно-синие кожаные штаны и белую шелковую рубаху с широкими рукавами. Черные как вороново крыло волосы он отпускает ниже плеч. Еще его отличают серые глаза, зубы, белизне которых позавидовал бы Ку-клус-клан, и лицо, словно сошедшее с обложки модного журнала. Сложение тоже вполне соответствует всему остальному. По сравнению с Томасом все киношные спартанцы кажутся салагами — и без намека на ретушь.

При виде меня он чуть приподнял брови.

— Ар-ри, — произнес он с омерзительно безупречным французским прононсом, которым пользовался на людях. — Добрый вечер, топ ami.

Я кивнул:

— Привет. Нужно поговорить.

Его улыбка померкла, стоило ему увидеть мое лицо, и он кивнул в ответ:

— Ну конечно.

Мы поднялись к нему в квартиру. Там, как всегда, все выглядело безукоризненно: дорогая, ультрасовременная и вычищенная до единой пылинки квартира. Я вошел, прислонил посох к дверному косяку и опустился в кресло. Пару секунд я приходил в себя.

— Сколько ты за это заплатил? — поинтересовался я.

— Примерно столько же, сколько ты за своего Жучка, — отозвался Томас уже нормальным, без намека на акцент, голосом.

Я покачал головой и попробовал найти более удобную для сидения позу.

— За столько бабла ты мог бы потребовать больше подушек. Я на заборах сиживал удобнее, чем на этом.

— Они и не рассчитаны на то, чтобы на них садились, — объяснил Томас. — Их цель — демонстрировать всем, какие они дорогие и модные.

— Я один из своих диванов на распродаже купил. За тридцать баксов. Обит пледовой, оранжевой с зеленым тканью, и он достаточно жесткий, чтобы не уснуть сразу, как на него сядешь.

— Очень на тебя похоже, — с улыбкой заметил Томас, направляясь в сторону кухни. — Так же, как это похоже на меня. Ну по крайней мере на мой публичный имидж. Пива?

— Если холодное.

Он вернулся с парой запотевших бутылок темно-коричневого стекла и протянул одну мне. Мы сорвали крышки, звякнули бутылкой о бутылку, а потом Томас уселся в кресло напротив и отхлебнул из горлышка.

— Ладно, — сказал он. — Что случилось?

— Беда, — ответил я и рассказал ему про Моргана.

Томас нахмурился.

— Голод мне в глотку, Гарри. Морган? Морган?! У тебя все в порядке с головой?

Я пожал плечами.

— Я не думаю, чтобы это сделал он.

— Какая разница? Морган и пальцем бы не шевельнул, гори ты у него на глазах, — прорычал Томас. — Наконец-то ему воздается сторицей. Кой черт тебе лезть в это?

— Потому что я не считаю, что это совершил он, — повторил я. — И потом, ты не обо всем подумал.

Томас откинулся на спинку кресла и, прищурившись, смотрел на меня, потягивая пиво. Я тоже занялся пивом, не мешая ему переварить новости. С мозгами у Томаса всегда все в порядке.

— Ладно, — ворчливо пробормотал он минут через пять. — Я вижу пару поводов, по которым ты хочешь прикрыть его поганую задницу.

— Мне нужна аптечка, которую я у тебя оставлял.

Он поднялся и направился к стенному шкафу, набитому всяким домашним хламом, который неминуемо откладывается в любом месте, стоит вам прожить там больше года. В шкафу обнаружился белый ящик-кейс с красным крестом на боку; Томас снял его с полки, небрежным движением поймав упавший сверху поролоновый мячик. Потом закрыл створки, достал из холодильника кулер со льдом и поставил его и аптечку на пол передо мной.

— Только не говори мне, что это все, что я могу сделать, — буркнул он.

— Нет. Есть еще кое-что.

Он развел руками:

— Ну?

— Мне хотелось бы, чтобы ты узнал, что известно о поисках вампирским коллегиям. И мне нужно, чтобы при этом ты сам не засветился.

Мгновение он молча смотрел на меня, потом медленно выдохнул.

— Почему?

Я пожал плечами.

— Мне нужно больше знать о том, что происходит. Своих я спросить не могу. А если кое-кто узнает, что ты ведешь расспросы, кто-нибудь да сопоставит факты и начнет внимательно приглядываться к Чикаго.