Георгий Зотов - Сказочник

Ознакомительный фрагмент

Если, конечно, ад вообще существует.

Расправившись с пепси, Илья добрался до чипсов. Беззаветно хрустит, разглядывая меня. В древности «Илья» значило – громовержец. Лично от себя я добавил бы ещё пару титулов, вроде «пожиратель нервов» и «царь вечного непослушания». Ему подойдёт.

– А почему ты сегодня так выглядишь?

– Я подумал, тебе будет приятнее, дети любят дедушек и бабушек. Кроме того, если ты увидишь моё настоящее лицо, то заверяю – у тебя сразу пепси через нос пойдёт.

Слегка задумчивый и одновременно яростный хруст чипсов.

– Ты вообще любишь быть страшным?

В детях это и плюс, и минус. Они не заморачиваются – просто говорят то, что думают.

– Да не так уж чтобы. Но у меня такой имидж. Вы привыкли изображать Смерть страхолюдиной. Нечто чудовищное, с голым черепом, в чёрном балахоне, или подземный демон с окровавленными клыками, или мегабабулька с остро отточенной косой. Появись я рядом с живым человеком в таком обличье, он будет заикаться до конца дней своих. Я тебе много раз говорил, Смерть в представлении прогрессивного человечества сама по себе отвратительное и ужасное зло. И пусть я временами отклоняюсь от образа, но в целом стараюсь соответствовать изобретённому вами стилю, иначе меня не примут. Вот, Илья, давай нарисуем с тобой картинку. Умер человек, исповедовался священнику, весь такой благостный. И тут у смертного одра для встречи с душой вдруг появляется разукрашенный клоун с красным носом, в колпаке и с бубенчиками…

Чипсы хрустят под его крепкими зубами. Вывод следует незамедлительно – и именно такой, какого я не ждал. Дети приятны тем, что мыслят нестандартно. Вы думаете, я люблю детей? Напрасно. Плюсов у них всего два, зато недостатков МОРЕ.

– Когда я умру, то хочу, чтобы ты пришёл за мной в виде клоуна!

Это произносится серьёзным тоном, не терпящим возражений. Илья привык: у него есть бонус как у умирающего, типа последнее желание. Уже штук триста всего нажелал.

– Договорились, – улыбаюсь я. – Персонально для тебя – обещаю, я это сделаю.

Современные дети – не те, что были ещё сто лет назад. Нынешние взрослеют, как на дрожжах. В два года лихо пользуются айпэдом, да и сотовые телефоны для них простейшая штука. Слишком рано познают мир, и это грустно. Илье лишь девять лет, а он разговаривает со мной, словно ему на днях стукнуло тридцать. У поколения next нет детства: они не играют во дворе, как четверть века назад, а сутками торчат в Сети. Мне всегда было интересно: а есть ли Дьявол? Если да – клянусь, именно он придумал Интернет. Стоит один раз подключиться, ввести пароль, – считай, подписал контракт кровью и продал свою душу. Гениальное изобретение адских стратегов: мало того что ты погружаешься в вечное электронное рабство, так при этом ещё и платишь бабло за свой ошейник! Правда, у Ильи особый случай. Год назад он узнал своё будущее – родители, окружившие мальчика заботой и оплатившие лучших докторов, не смогли скрыть от сына страшный диагноз. В таких условиях, хочешь не хочешь, а повзрослеешь – если тебя ставят перед фактом: оставшуюся жизнь надо успеть втиснуть в двенадцать месяцев.

Чипсы уже пали жертвой вечного детского голода. Наступает очередь шоколада. Почему его не запретят? Настоящий наркотический продукт. Дай ребёнку «сникерс», и он забудет, где находится, даже больничная койка покажется королевским ложем. Недаром, кстати, ацтеки считали: бог Кетцалькоатль принёс какао-бобы из рая. Лично я бы разузнал, откуда Кетцалькоатль стащил текилу… но об этом хроники ацтеков молчат.

– Ты так хрустел, будто по пакетику колонна танков проехала, – буднично констатирую я, поправляя очки на носу. – Странно, что врачи не обращают внимания на треск. Вообще, я удивляюсь, неужели нашу с тобой болтовню не слышно? Хоть бы кто заглянул в палату.

Илья машет рукой – она запачкана в шоколаде едва ли не по локоть.

– Мне дают сильные лекарства, после ночью видится всякая фигня. Я раньше постоянно разговаривал во сне, иногда кричал, отбивался от монстров. Доктора привыкли. Даже если и зайдут, что с того? Ты исчезнешь, а они объяснят: это бред. Сейчас я таблетки почти не пью, перетираю в пыль под одеялом и сдуваю. Зачем? Я почти умер.

– А вдруг помогут? – перебиваю я его. – Нельзя сдаваться – надо бороться до конца!

Оптимизм в лице Смерти всегда выглядит прикольно. Но Илья это не осознаёт.

– От рака ничего не поможет, – фраза произносится назидательным и всезнающим тоном, презрительно, будто он взрослый, а я – девятилетний несмышлёныш. – Чем дольше я проживу, тем больше буду мучиться от боли. При лейкемии лучше умирать быстро.

Вот этим современное население Земли меня и раздражает. Я терпеть не могу двадцать первый век. Они вообще не ценят жизнь. Бросаются с крыш, травятся, режут вены. Эпидемия какая-то, особенно в Японии. Там целые группы сговариваются и морят себя газом в микроавтобусах. Сволочи. Так никаких косарей не напасёшься, ей-богу.

– А есть нечто такое, что ты любишь? – спрашивает вдруг Илья.

Я всегда с ним честен. Точнее сказать, почти всегда. Нет смысла что-то скрывать от друзей, если только ваши слова не разбередят их рану. Случись завтра Апокалипсис, Илья узнал бы первым. Во-первых, ему и верно нечего терять, а во-вторых, интересно посмотреть на реакцию. Я обожаю фильмы про конец света. Там всегда показывают, как население Земли умирает, а для Смерти нет никакой работы. Потому что меня ж не существует, некому тащить души в Бездну в качестве Мрачного Жнеца. Ха-ха-ха.

Какая чудесная кислотная фантазия.

– Да ничего, – в порыве откровенности заявляю я. – Я ненавижу ваш мир с первой же минуты появления в нём. Разве раб восторгается кнутом надсмотрщика? За свою долгую историю вы не создали вещей, которые любят всем сердцем. Сейчас ты, конечно, скажешь: это потому, что я угрюм от природы. Да, я и правда зло, но не такое, каким вы меня изображаете. Я не получаю ни грамма наслаждения от ваших страданий. Я никого не замучил и не покалечил. Но что в результате? Смерть – это для вас самое ужасное, а то, от чего вы дохнете, – самое вкусное. Достало… вот не сказать как!

– Угу, – говорит помрачневший Илья, стирая с лица остатки шоколада.

– Вы обожаете выдумывать себе страхи, – продолжаю разглагольствовать я. – Например, вампиров. Хоть бы разок кто подошёл и меня спросил: как в технических условиях работы Смерти может существовать нежить? То есть вот человек умер, я забрал его душу, а он мне заявляет: «Извини, на минуточку, – я не пойду в Бездну, мне пора пить кровь девственниц»? Фантастика. Илюша, будет куда проще, если ты запомнишь: умирают все. Ходячие мертвецы а-ля вампиры выдуманы. И да, зомби тоже нет, если уж на то пошло. Ты твёрдо собрался помирать – ну так впитай всю горечь загробной жизни.