Александр Барченко - Доктор Чёрный

— Я боюсь стеснить вас.

— Нас? Стеснить? Да у папы огромнейший дом, в котором кроме прислуги живут двое: я и папин секретарь… Папа не в счёт, так как он носится всё время как ветер, с одного конца полуострова на другой… Несколько часов назад я была поражена встречей с ним не менее, чем с вами. Или вы хотите, чтобы наша встреча снова окончилась теперь железнодорожным крушением? — лукаво закончила она.

— Типун тебе на язык! — весело перебил Сметанин. — Какие тут могут быть разговоры! Да разве он посмеет отказаться? Говорите, посмеете?

— Нет, не посмею! — согласился наконец, улыбаясь, Беляев.

— Вот и отлично! — захлопала в ладоши Дина. — Давайте квитанцию.

— Зачем вам моя квитанция?

— Затем, чтобы получить вещи вместе с нашим багажом и положить в наш автомобиль… он очень большой.

Беляев расхохотался.

— Ну, я всё-таки позволю себе остаться по этому поводу при особом мнении. Несмотря на грандиозные размеры вашего автомобиля, я сомневаюсь, чтобы он справился с моим багажом.

— Что же вы, железнодорожный мост с собой везёте? — перебил Сметанин.

— Чуть-чуть поменьше! — возразил новый знакомый. — У меня с собою квитанция на аппарат «Блерио» с двумя парами запасных крыльев. Всё это запаковано в одном ящике.

— Н-да! — согласился старик. — Эта порция, пожалуй, и для моей машины слишком сильна, вернее — громоздка… Ну так что ж? Багаж вы на грузовике в ангары отправьте, а сами с нами… Вы, стало быть, на состязания к нам?

— Да! — ответил пассажир и, достав из бумажника пару карточек, протянул их Сметаниным.

Дина с любопытством поднесла к глазам узенький кусочек картона, на котором значилось: «Гастон Дютруа. Пилот-авиатор. Лос-Анжелес. США».

— Ах! Вы сейчас из Америки? — заинтересовался Сметанин.

— Да! Я получил пилотский диплом в Лос-Анжелесе… всего месяц назад…

— Гастон Дютруа! — разочарованно протянула Дина, опуская на колени визитную карточку. — Какой же вы Гастон? Разве вы француз?

— По бумагам я — Гаврский уроженец Гастон Дютруа, механик, имеющий весьма солидные связи… Например, в Роттердаме у меня родная сестра замужем за… парикмахером. Впрочем, к стыду моему, должен сознаться, что я ни разу в жизни не видал не только своей родной сестры, но даже почтенной мадам Дютруа, бывшей моей родной матерью, не говоря уже о папе Дютруа.

— Что ж из этого? Я, батюшка, сам английский, тьфу, британский гражданин Смит… Не в кличке суть.

— Вы так и не скажете нам, кто вы на самом деле, — умоляюще перебила Дина.

— Как ты тактична, Диди? — укоризненно остановил старик. — Быть может, мсье Дютруа почему-либо тяжело или неудобно сообщать своё русское имя! Мало ли что может мешать… воспоминания…

— Нет! Какие там воспоминания! — перебил Беляев, решившись. — История, заставившая меня удрать из Петербурга, настолько простая, несложная, настолько детская, что теперь, зрело обдумавши, я сам удивляюсь, как я мог тогда решиться эмигрировать из-за таких пустяков. А впрочем, что ни делается, то к лучшему!.. Я в этом лишний раз убедился.

— Вы имеете в виду своё новое призвание?

— Гм!.. Пожалуй!.. — слегка покраснел Беляев. — Хотя, собственно, я не смотрю на авиацию как на призвание. Это просто даёт мне деньги. В Лос-Анжелесе мне уже посчастливилось взять два довольно серьёзных приза — за продолжительность и за точность спуска. Но я вовсе не оставил намерения добиться официального диплома, если не удастся вернуться в Россию, тогда хоть под другой фамилией.

— А вы не оставили намерения вернуться на родину? — с интересом спросила Дина.

— Безусловно! Да вы сами можете судить, есть ли какие-нибудь веские причины мне особенно бояться.

Беляев в нескольких словах передал новым знакомым свою историю.

— Беляев!.. — задумчиво протянул Сметанин. — Те-те-те!.. Кто у вас родитель-то, вы говорите?

— Инженер-технолог.

— Ба, ба, ба… дай Бог памяти! — Сметанин постучал себе пальцем по лбу. — Белокурый, как и вы?

— Теперь он совсем облысел и усы седые. А в молодости был белокурым.

— Василий Андреевич?

— Вы его знаете? — изумился Беляев.

— Ещё бы не знать! Одного выпуска. Года два на Забалканском в меблирашках по одному коридору жили. Теперь небось и от дома-то этого кирпичей не осталось. Верх ещё деревянный был… Где он теперь, папаша-то ваш?

— В Воронеже. В земстве. У него там имение.

— Да, да! Чудные дела твои, Господи!.. Думал ли я, что Васьки Беляева, того самого, с которым мы вместе к родителям слёзные телеграммы после кутежей отправляли — за квартиру нечем было платить, этого Васьки сын — инженер, авиатор, да ещё дочь мою будет спасать! Чёрт его знает! Даже жутко, как вспомнишь.

— Времена меняются, — согласился Беляев, с беззлобной иронией вспоминая лаконическую телеграмму «Васьки», забывшего свои кутежи и оставившего его в Роттердаме на произвол судьбы без копейки денег.

— Папа! Будет тебе… Мы самого главного не спросили. Как же вам удалось спастись тогда, с парохода?

— Очень просто! Как спасаются все в таких случаях — случайно!

— А именно? — допытывалась Дина. — Нет, нет! Вы потрудитесь рассказывать всё по порядку!

— Да что ж, собственно, рассказывать?.. Ну… после того, как отвалила последняя шлюпка, мне удалось наконец поймать на аппарате «Британика». Он вас, судя по газетам, и снял с лодок. Ну-с, потом я спустился на мостик к капитану, так как не мог дозвониться его по телефону… Наткнулся на него и попал сапогом прямо в его мозг.

— Как в мозг? — удивлённо вскрикнули Сметанины.

— Да так. Бедняга выстрелил себе в рот из маузера и снёс начисто весь череп.

— Какой ужас!

— Да! Картина не из приятных. Тогда я вернулся к себе в телеграф и скоро завязал связь с другим пароходом, не помню теперь уж его названия. Ну-с, потом стало отчаянно кренить, мне пришлось работать стоя, так как кресло не держалось на месте. Тогда я сообщил соседям, что пароход идёт ко дну и машина даёт перебои.

— Мне передали… — тихо вскользь выронила Дина, не глядя на собеседника.

— Потом, — продолжал Беляев, делая вид, что не расслышал её замечания, хотя яркий румянец, заливший его лицо, свидетельствовал о противном, — потом я вышел на мостик, машинально схватился за случайно забытый круг. В это время пароход, очевидно, что называется, «хлебнул», стал торчком и пошёл ко дну. Последнее, что я помню, это огромную чёрную стену воды, словно воронку… Меня чем-то ударило. Я сразу же потерял сознание.

Дина пугливо передёрнула своими узкими плечами.

— Ну-с… А в то ещё время, когда я, вышел на мостик, я заметил на горизонте огни, только не разобрал, был ли то пароход или огни наших шлюпок… Это оказался французский парусник, очень крупный. Знаете, теперь снова входят в моду парусные суда, стальные, с пятью мачтами. Ну вот, «Мари-Луиз» именно такое судно, шло оно из Бискайского залива в Калифорнию. Меня подобрали, привели в себя, принялись лечить. Медицинская помощь у них организована дивно — чуть не целая клиника. Два врача, фельдшер, сиделка… Ну-с и в конце концов благополучно доставили мои бренные останки в Фриско.