Стивен Кинг - ОНО

Отослав «Тьму» в «Белый галстук», Билл не питал ни малейших надежд на публикацию. До этого он направлял множество рассказов в журналы и получал только отказы. Каково же было его изумление и восторг, когда редактор отдела художественной литературы изъявляет желание напечатать «Тьму»; гонорар — двести долларов — подлежал выплате после выхода номера. Заместитель редактора сопроводил ответное письмо короткой запиской, в которой называет рассказ Билла «лучшим рассказом ужасов со времени «Кувшина» Рея Брэдбери. «Жалко только, что его прочтут от силы человек семьдесят», — добавляет он. Но Биллу на это наплевать. Двести долларов гонорара! Билл Денбро переписывает на открытку хвалебный отзыв из редакции и идет к своему юрисконсульту. Юрист ставит на ней свои инициалы. Затем Билл прикрепляет кнопкой открытку на двери преподавателя семинара, где обычно вывешивались объявления. На доске объявлений в углу он видит антивоенную карикатуру. Тут рука Билла непроизвольно достает из нагрудного кармана ручку и выводит на карикатуре следующие строки: «Если художественная литература и политика когда-нибудь станут равнозначны, я наложу на себя руки, ибо просто не знаю, чем мне тогда заниматься. Политика подвержена изменениям, а рассказ как был рассказом, так им и останется». Билл на мгновение задумывается и чувствует себя униженным (в ту минуту он не может ничего с собою поделать). «По-моему, это вам надо еще учиться и учиться», — добавляет он.

Через три дня к нему приходит зачетка, подписанная преподавателем. В графе «оценка» стоит жирный «неуд», хотя в среднем за год оценка вполне дотягивала до «удовлетворительно». Внизу под отметкой преподаватель написал: «Неужели вы, Денбро, всерьез полагаете, что лучший аргумент — это деньги?»

«Вообще-то да», — прочтя сие писание, восклицает Билл, сидя в своей пустой квартире, и закатывается безумным хохотом.

На старшем курсе он решается написать роман, так как не совсем отчетливо представляет, во что выльется у него рассказ, который он недавно начал. Он завершает свою работу, ошарашенный, испуганный, но живой. Итог: рукопись страниц в пятьсот. Он посылает ее в «Викинг Пресс». Билл знает, что его роману ужасов еще долго кочевать по разным редакциям, но хочется начать с «Викинг Пресс»: ему нравится эмблема этого издательства — плывущий корабль. Но неожиданно оказывается, что первая инстанция одновременно и последняя. «Викинг Пресс» покупает права на издание книги, и для Билла начинается иная, сказочная жизнь. Человек, которого раньше величали не иначе, как Билл Заика, становится знаменитым в возрасте двадцати трех лет. Три года спустя в трех тысячах миль от Новой Англии он обретает другую, довольно сомнительную известность: женится на голливудской звезде, которая на пять лет его старше. Церемония бракосочетания происходит в голливудской церкви.

Сплетники — газетные репортеры утверждают, что этот брак продлится самое большее семь месяцев; единственное, о чем можно поспорить, — завершится ли он разводом или же будет аннулирован. Друзья (и враги) жениха и невесты того же мнения. Помимо разницы в возрасте, разительно и другое отличие. Он высокого роста, уже начинает лысеть и склонен к полноте. На людях говорит медленно, иногда кажется, почти нечленораздельно. Одра, напротив, с точеной, как у статуэтки, фигурой — роскошная женщина с золотисто-каштановыми волосами. Она скорее похожа на небожительницу, а не на земную женщину. Биллу поручают написать сценарий по его второму роману — «Черные пороги», главным образом потому, что по условию договора первый вариант сценария должен сделать автор. Билл написал сценарий, и он оказался недурен. Его пригласили в Голливуд, где ему предстояло доработать сценарий и участвовать в постановочных совещаниях.

Его литературный агент — миниатюрная женщина по имени Сьюзен Браун. У нее необычайно огромный рот, она очень энергична и при этом еще более категорична. «Не делай этого, Билли, — говорит она. — Плюнь ты на это дело, у них вложена в фильм куча денег — они найдут себе специалиста. Ему ничего не стоит доработать твой сценарий. Может быть, даже пригласят Гоулдмена».

«Кого-кого?»

«Уильяма Гоулдмена. Единственного хорошего писателя, которому удаются сценарии».

«О чем ты говоришь, Сьюз?»

«Он уже набил руку на этих сценариях. Кто еще лучше него справится с этим делом? Ты же сгоришь от этих девок и выпивки. Или от каких-нибудь новых наркотиков. — Сюзен посмотрела на него своими карими глазами; в них был какой-то неистовый, безумный блеск. — Даже если случится, что вместо Гоулдмена им подбросят какого-нибудь дуболома, все равно ничего страшного — книга сдана. Они не имеют права изменить ни одного слова. Послушай меня, Билли. Забирай деньги и сматывай удочки. Ты молод и полон сил. Они любят таких. Ты приедешь к ним, а они доведут тебя до того, что ты перестанешь себя уважать и не сможешь не то что писать — ты не сможешь даже линии провести из пункта А в пункт Б. И наконец последнее, но не менее важное: ты надорвешься. Ты пишешь как зрелый писатель, но ты еще ребенок, высоколобый ребенок».

«Я должен все сделать».

«Послушай, случайно, не ты навонял? Ужас какая вонь. Нет сил терпеть».

«Мне правда надо. Я должен ехать».

«О Боже!»

«Я должен уехать из Новой Англии. — Он боится говорить правду — такое впечатление, что над ним тяготеет проклятие, но под конец Билл все-таки отваживается на признание. — Я должен уехать из Мейна».

«Зачем? С какой стати?»

«Не знаю. Просто должен».

«Ты говоришь про что-то реальное, Билли, или же просто рассуждаешь, как писатель?»

«То, от чего я бегу, вполне реально».

В продолжение этого разговора они лежат в постели. Ее алебастрового цвета груди формой похожи на персик. Билл очень любит Сьюзен, но оба они знают, что настоящей семьи у них не получится. Она привстает в постели и, завернув ноги в простыню, закуривает сигарету. Сьюзен плачет, но ему кажется, что едва ли догадывается об истинных причинах его отъезда. Глаза у нее сверкают. Было бы тактично не вдаваться в подробности, и он помалкивает. Он не любит Сьюзен по-настоящему, хотя относится к ней с необычайной заботой.

«Ну что же, поезжай, — говорит она сухим деловым голосом. — Позвони мне, когда все сделаешь, если у тебя будут силы. Я приеду и соберу тебя, когда тебя растерзают на части. Если, конечно, от тебя что-нибудь там останется».