Джим Батчер - Обряд на крови

Я промолчал. Перед моими глазами стоял образ Жюстины – такой, какой я видел ее в последний раз. А потом меня захлестнул гнев – самый простой, примитивный гнев.

– Я тут принес вам одеться… полотенец всяких. – Томас опустил сумку на пол у моих ног. – Там, налево по коридору, вторая дверь – гостевая комната. Душ и все такое.

– Что Жюстина? – спросил я. Голос мой прозвучал жестко, чуть хрипло.

Он стоял молча, не поднимая взгляда. Руки мои сами собой сжались в кулаки. До меня вдруг дошло, что я вот-вот брошусь на Томаса с голыми руками.

– Так я и знал, – сказал я и шагнул мимо него к двери. – Ладно, помоюсь дома.

– Гарри.

Я остановился. Странный у него был голос: словно во рту у него было полно какой-то горькой дряни.

– Я хочу, чтобы вы знали… Жюстина… Я пытался остановиться вовремя. Я не хотел ей зла. Никогда.

– Угу, – буркнул я. – Вы хотели как лучше. Это все меняет.

Он прижал руки к животу, словно его тошнило, и низко опустил голову. Волосы упали ему на лицо.

– Я никогда не скрывал того, что я… что я хищник. Я, Гарри, никогда не притворялся, будто она значит для меня более того, чем была на самом деле. Пищей. Вы сами знаете. И она знала. Я никому не лгал.

У меня на языке вертелось множество резких реплик, но я сдержался.

– Прежде чем Жюстина пошла к вам сегодня ночью, она просила передать, что любит вас.

Наверное, если бы я резанул его бензопилой, это причинило бы ему боль сильнее, чем мои слова. А может, и нет. Не знаю. Взгляда он на меня так и не поднял, но вздрогнул, как от удара, и задышал часто-часто.

– Погодите уходить. Мне надо поговорить с вами. Пожалуйста. Произошло такое…

Я шагнул к двери. Наверное, все до единой крупицы горечи, что оставались еще во мне, я вложил в свои слова:

– У меня дела в офисе.

Он сделал шаг мне вдогонку.

– Дрезден, Мавре известно про этот дом. Ради вашей же безопасности дождитесь хотя бы рассвета.

Черт, он говорил дело. Черт, черт! Рассвет загонит Черных в их убежища, а если у них и есть подручные из смертных, с этим я уж как-нибудь справлюсь. Артуро наверняка еще не проснулся, а Мёрфи только-только одевается и собирается в спортзал. Боб вернется в самый последний момент, так что для разговора с ним мне все равно пришлось бы дожидаться рассвета. В общем, так и так у меня имелось свободное время.

– Ладно, – буркнул я.

– Вы не против, если я скажу вам несколько вещей?

– Еще как, – сказал я. – Против.

Голос его дрогнул.

– Черт подери, вы что, думаете, я хотел этого?

– Я думаю, вы причиняли боль человеку, который любил вас. Использовали его… ее. И вообще, насколько я понимаю, вы не существуете. Вы выглядите как человек, но на деле вас нет. Мне стоило бы это с самого начала помнить.

– Гарри…

Гнев ослепил меня багровой вспышкой. Я бросил на Томаса такой взгляд через плечо, что он пошатнулся.

– И радуйтесь, Томас, что вас нет, – сказал я. – Вам крупно повезло. Это единственное, что сохраняет вам жизнь.

Я вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Потом распахнул ногой дверь в гостевую комнату, о которой он говорил. А потом и этой дверью хлопнул за собой, пусть это и было чистым ребячеством. Только оказавшись в душе, я сделал глубокий вдох, заставив себя успокоиться, и пустил воду.

Горячая вода. Райское наслаждение. Нет слов, способных описать кайф от горячего душа после нескольких лет жизни без нагревателя. Некоторое время я просто отмокал, потом нашел на полке мыло, шампунь, крем для бритья и бритву. Воспользовавшись ими, я почувствовал себя заметно лучше. Я даже решил, что стоит мне выпить немного кофе, и я буду почти готов к общению.

Еще я решил, что, раз уж лорд Рейт может позволить себе такой здоровый дом, на горячей воде он уж как-нибудь не разорится, поэтому проторчал под душем почти полчаса. Когда я наконец вылез, зеркало в ванной совершенно запотело, а пар стоял такой густой, что в пору было задохнуться. Я наскоро вытерся полотенцем, обернул его вокруг бедер и вернулся в гостевую комнату. Здесь дышалось легче, да и свежий воздух сам по себе доставлял наслаждение.

Я расстегнул Томасову сумку. В ней обнаружились пара синих джинсов более или менее моего размера и пара серых спортивных носков. Потом я достал из нее то, что поначалу принял за тент от небольшого шапито, но что на поверку оказалось огромной рубахой-гавайкой с сине-оранжевым растительным узором.

Я продолжал с сомнением коситься на нее, натягивая джинсы. Они пришлись очень даже впору. Чистого белья Томас в сумку не положил – может, и к лучшему. Лучше уж я похожу дикарем, чем надену трусы, вполне возможно, пережившие прошлого владельца. Вот только молнию пришлось застегивать с повышенной осторожностью. На дверце ближайшего шкафа имело место зеркало, и я подошел к нему причесаться: надеть рубаху у меня пока не хватало храбрости.

Из зеркала на меня глянуло отражение Инари. Она стояла у меня за спиной, широко раскрыв глаза. Сердце мое подпрыгнуло, чтобы застрять комом в горле, но вместо этого продырявило мне мозг и вылетело из затылка в потолок.

– Ох, блин! – только и пробормотал я.

Я повернулся к ней. На ней была славная такая ночная рубашонка – розовенькая, вся в желтых Винни-Пухах. Девицам помоложе или пониже ростом она доходила бы почти до колена, но у нее только-только срам прикрывала. На правой руке белел гипс – аж по локоть; левой рукой она зябко охватила себя, и на сгибе локтя сладко дремал колчеухий щен. Вид у нее был донельзя расстроенный.

– Привет, – сказала Инари; голос ее звучал мягко-мягко, а глаза смотрели куда-то мимо меня. Где-то в голове у меня затренькал звоночек пожарной тревоги. – Ваш щенок ночью вылез из комнаты, и папа попросил, чтобы я отловила его и вернула вам.

– Э… – ответил я. – М-м-м… то есть спасибо. Да вы не ждите меня. Просто положите его на кровать.

Вместо этого она продолжала смотреть на меня – ну, точнее, на мой торс.

– У вас мускулы больше, чем мне казалось, – сказала она. – И шрамы. – Взгляд ее на мгновение опустился на щенка. Когда она снова подняла на меня глаза, зрачки ее сделались светло-серыми, а еще за пару секунд приобрели металлический оттенок. – Я пришла сказать вам спасибо. Вы ведь спасли мне жизнь сегодня ночью.

– Всегда пожалуйста, – отозвался я. – Щеника на кровать, пожалуйста, а?

Она скользнула вперед и опустила песика на кровать. Вид он имел усталый, но все же открыл глаза и, глядя на Инари, испустил негромкий предостерегающий рык. Оставив щенка, она повернулась и медленно двинулась ко мне.

– Я не понимаю, что такого в вас… Вы потрясающий. Я всю ночь искала возможности поговорить с вами.

Я изо всех сил старался не обращать внимания на ту почти змеиную грацию, с которой она двигалась. Боюсь, если бы я следил за ней внимательнее, я вообще перестал бы замечать что-либо другое.