Джим Батчер - Халтура

Кроме того, я не хотел, чтобы Лара решила, будто я готов бежать к ней по мановению пальца. И сам не хотел привыкать подчиняться ей. Это был первый шаг в ловушку, которая поймала бы меня в более прочные сети. Как сестрица поступила с нашим отцом.

А еще у меня есть бизнес.

И я голоден.

Мишель Марион, старшая дочь почетного сенатора Мариона великого штата Иллинойс, прибыла для стрижки на несколько минут раньше назначенного срока. Мои клиенты почти всегда так поступают — особенно молодые. Мишель была брюнеткой, хотя по ней этого и не скажешь. Правду знал только ее парикмахер.

— Томас! — улыбаясь, воскликнула она, сделав ударение на последний слог. — Что ты сотворил со своими волосами?

Я подстригся покороче после того, как приличный участок волос выжгла огненная стрела фейри-убийцы, однако не следует делиться такими подробностями со своими клиентами, особенно если они считают тебя утонченным французским стилистом.

— Дорогая, — сказал я, беря Мишель за руки и целуя в каждую щеку.

Когда наша кожа соприкоснулась, внутри у меня зашевелился Голод. На мгновение демон проник в нее, и она вздрогнула, ее сердце забилось быстрее, зрачки расширились. Голод сообщил мне о Мишель обычные сведения. Хотя она и казалась милой, хрупкой и доброй, подавленные темные желания превращали ее в легкую жертву. Вцепившиеся в затылок пальцы, напряженное мужское тело — вот стандартные фантазии Мишель. Она бы не задумываясь последовала за мной вниз. Я мог бы отвести ее туда. Мог удовлетворить ее желания, утолить Голод, забрать ее жизнь и наполнить себя. Мог оставить свою метку в ее сознании и душе, чтобы впредь она по собственной воле приходила ко мне, мечтая отдаться снова, и снова, и…

До самой смерти.

Я затолкнул Голод подальше в гниющую помойку, выполнявшую функции моей души, улыбнулся Мишель, надевая образ, словно итальянскую кожаную перчатку, и с акцентом произнес:

— Мне было скучно, отчаянно скучно, дорогая. Я почти решил сбрить их наголо, чтобы всех шокировать.

По-прежнему раскрасневшаяся от возбуждения, вызванного прикосновением моего демона, девушка рассмеялась.

— Только попробуй!

— Не волнуйся, — успокоил я ее, подхватив под руку и ведя к своему рабочему месту. — Мужчины, которым нравятся такие вещи, не в моем вкусе.

Она снова рассмеялась, и я болтал с ней ни о чем, пока не откинул ее кресло к раковине и не начал мыть волосы.

Как всегда ненасытный, Голод рванулся вперед — и я позволил ему питаться.

Глаза Мишель слегка остекленели в процессе мытья волос — очень медленного, очень тщательного, с полноценным массажем кожи головы. Я почувствовал, как ее сознание соскальзывает в ленивую фантазию, в то время как слабое тепло ауры девушки скапливается на кончиках моих пальцев и проникает в меня.

Голод кричал, что хочет еще, еще, что этого недостаточно. Но я не слушал. Питаться — это… восхитительно. Однако я мог навредить Мишель. Мог даже убить ее. Поэтому я продолжал совершать размеренные мягкие круговые движения, едва пробуя жизненную силу девушки на вкус. Она счастливо вздохнула, ее фантазии растворились в легкой эйфории, а я вздрогнул от желания поддаться Голоду и взять больше.

В некоторые дни мне сложнее сдерживаться. Но я все равно сдерживаюсь. Это все, что у меня осталось.

Мишель ушла где-то час спустя, с подстриженными и подкрашенными волосами, блаженно расслабленная, румяная, довольная и напевающая себе под нос. Я смотрел ей вслед, а мой Голод рычал и метался в клетке, которую я построил в своих мыслях, разъяренный тем, что жертва ускользнула. Я понял, что напрягся, готовый уже шагнуть вперед, готовый последовать за ней в какое-нибудь тихое место…

Отвернувшись, я принялся за рутинную уборку рабочего места. Не сегодня. Однажды Голод вновь победит и будет питаться, питаться, пока внутри не останется лишь он один, а я не исчезну.

Но не сегодня.

Я оставил салон в надежных руках моих работников и направился к машине, белому «хаммеру», огромному, дорогому и чертовски показушному. А также одному из самых крепких автомобилей, доступных гражданским лицам. Упавшая стена дома — или гигантское демоническое насекомое — причинит ему лишь незначительные повреждения, и да, я убедился в этом на личном опыте. Как и в том, что действительно крутая тачка под рукой — отличная идея, когда у тебя столько врагов, сколько у меня, а именно, мои собственные плюс почти все враги моего братишки.

Прежде чем сесть за руль, я проверил двигатель, ходовую часть и салон на предмет взрывчатки. Одной из причин, по которым Лара могла хотеть заставить меня торопиться, заключалась в том, чтобы я кинулся в машину, повернул ключ — и разлетелся крошечными ошметками по всему Чикаго.

Я вызвал список композиций в MP3-плейере — преимущественно Коул Портер и Моцарт, с вкраплениями «Вайолент феммс» — и двинулся к себе домой, надеясь, что Ларины затеи не подразумевают метаний по всем уголкам земного шара… на этот раз. Хотя наш вампирский род в отличие от прочих спокойно относится к солнечному свету, текущей воде и тому подобным вещам, места, в которых мне пришлось побывать из-за Забвения, нельзя назвать туристическими.

Я живу в модном дорогом многоквартирном доме на чикагском Золотом побережье. Не совсем мне по вкусу, зато по вкусу французскому стилисту Тоу-у-массу. Вампиры с детства осваивают искусство маскировки и внимательного отношения к деталям. Мой дом охраняется, однако посыльный Лары будет ждать меня в квартире. У моей сестрицы есть для этого ресурсы.

Прежде чем вылезти из машины, я вытащил из-под сиденья кривой нож-кукри в ножнах, затем сунул за пояс кожаных брюк пистолет «дезерт игл», прикрыв рукоятку курткой. Через десять минут после начала работы с Мишель я понял, что велеть мне дожидаться посыльного в собственной квартире — отличный способ заставить меня расслабиться и подослать убийцу.

Я подошел к своей двери, зажал нож в зубах и достал пистолет, направив его в землю. Затем, встав как можно дальше и левее, отпер дверь и распахнул ее. Выстрелов не последовало. Я выждал еще секунду, не двигаясь и прислушиваясь, и уловил две вещи: низкий стук возбужденного сердца и запах ее шампуня.

Ее шампуня.

Бросив оружие, я метнулся через порог, навстречу Жюстине. Она обхватила меня руками, я обнял ее в ответ, и мне пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что необходимо сдерживать силу, если я не хочу навредить ей. Она прижалась ко мне всем телом, словно хотела слиться со мной. Тихо, со всхлипом рассмеялась и уткнулась лицом в мою рубашку.