Вера Крыжановская - Заколдованный замок

— Простите, отец мой, что я так часто прерываю свой рассказ, но события, о которых я сейчас буду говорить, очень грустны. Однако, несмотря на это, с ними соединены такие нежные воспоминания, что горе и сожаление сжимают мое сердце и закрывают уста.

Анжела вытерла несколько скатившихся по ее щекам слез.

— Итак, отец мой, осада началась, и я очутилась в очень тяжелом положении. Командовать в таких опасных обстоятельствах я не умела, а отец и Жильберт все еще не являлись.

Однажды, когда я положительно не знала, что мне делать и как поступить, я прибежала к Клорифону. Он был заперт в комнате Жильберта. Ключ от этой темницы я всегда носила с собой в кармане и доверяла его только отцу Августину, который приводил моего пленника к обеду и ужину.

Рыцарь стоял у окна. Он так внимательно прислушивался ко всякому шуму, доносившемуся со стен, что даже не обернулся, когда я открыла дверь. Но при звуке моего голоса он вздрогнул и с удивлением вскричал:

— Как? Это вы, сударыня?

Тогда я рассказала ему, в каком я нахожусь затруднении и просила его помочь мне советом. Сначала он вспыхнул от гнева, но потом вскричал полусмеясь, полусердясь:

— Подумали ли вы о том, чего вы от меня просите? Если я стану помогать вам против своих, я сделаюсь изменником и предателем.

Когда я залилась слезами и стала его упрашивать, он вскричал:

— О, женщины, женщины!

В конце концов, он смягчился, расспросил меня, что делается, и научил, как нужно защищаться.

С этого дня он сделался моим невидимым советником, и я стала распоряжаться довольно сносно. К моему счастью, королевские войска судили о наших силах по нашей дерзости и атаковали слабо, поджидая прихода подкреплений.

Так прошло четыре ужасных дня. Я была в отчаянии. Клорифон же, которому я поверяла все свои огорчения, сказал мне:

— Благодарите Бога, что здесь нет ни вашего отца, ни вашего брата. Сопротивление не приведет ни к чему. Поэтому пользуйтесь удобной минутой и сдайтесь. Я ручаюсь вам за милость короля к вам, и по всей вероятности, к вашим солдатам.

— Я не смею, — возразила я. — Замок этот родовой. Мой отец убьет себя от отчаяния, если узнает, что он сдался. Если он не вернется до решительной минуты, я взорву замок. Для этого у меня уже все готово.

— Как! — вскричал я, перебивая молодую девушку. — У вас была такая преступная мысль? Из гордости и упрямства вы хотели погубить столько людей и погибнуть сами!

Анжела грустно улыбнулась.

— Что же делать, отец Амбруаз? Таковы случайности войны. По крайней мере, никто не посмел бы сказать, что дочь барона де Верделе сдалась и обесчестила брата и отца.

Но я продолжаю мой рассказ.

Мессир Рене де Клорифон тоже, казалось, был испуган моей решимостью. Не знаю почему, но это меня рассердило, и я сказала ему:

— Не бойтесь! Вы не погибнете. Я выпущу вас через тайный ход.

— Вы ошибаетесь относительно моих чувств, Анжела! — вскричал он, схватив меня за руку.

Затем он признался, что любит меня, и объявил, что он умрет со мной, если ему нельзя спасти меня.

Это признание подействовало благотворно. Несмотря на весь ужас моего положения, я теперь чувствовала себя не такой одинокой. Рядом был друг, который поддерживал меня.

На следующую ночь в замок явились отец и брат со своими солдатами. Они вошли через подземный ход, выходивший далеко в поле. Радость отца была мне наградой. И он, и Жильберт целовали меня, поздравляли и осыпали похвалами за мое мужество и присутствие духа. С Клорифоном они были очень вежливы, но оставили его пленником. Только с этой минуты началась настоящая осада. Ежедневные битвы становились все ожесточеннее.

Когда первая радость немного успокоилась, я спросила Жильберта, почему они так долго не являлись. Тогда он рассказал мне, что нуждаясь сильно в деньгах, он обратился к Верделе из Оверни, но кузен Беранже наотрез отказал.

Эта — то поездка и необходимость как — нибудь иначе извернуться отняли у них столько времени.

Осада затянулась. У меня было много работы. Я ухаживала за ранеными и иногда перевязывала их на стенах, рискуя быть подстреленной. Но что мне было до этого! Я так мало дорожила своей жизнью, которая с каждым днем становилась все тяжелей.

Начинал чувствоваться недостаток в жизненных припасах. Теперь приходилось бороться не только с врагом, но еще с голодом и лишениями. В довершение всех несчастий, в один прекрасный день бежал Рене де Клорифон, совершенно непонятным для нас образом. Отец произвел строгое расследование, и тогда мы узнали, что рыцарь нашел возможность влюбить в себя одну из моих служанок. Эта негодная девчонка указала ему известный ей тайный ход и скрылась вместе с ним.

Это открытие наполнило мое сердце злым чувством к мессиру Рене.

На следующий день после бегства рыцаря королевские войска с раннего утра стали готовиться к решительному приступу. Очевидно, неприятель знал, что мы терпим во всем недостаток. Отец и Жильберт, расстроенные и страшно утомленные, понимали, что приближается конец.

— Анжела! — сказал мне отец. — Ты должна переодеться мужчиной. Так ты легче ускользнешь от врагов.

Я повиновалась. Жильберт надел на меня легкие латы. Затем все мы собрались в капелле, чтобы в последний раз помолиться вместе. Потом мы с отцом Августином должны были уйти через подземный ход, и если возможно, добраться до ближайшего монастыря.

Но все случилось иначе. Мы еще молились, когда снаружи до нас донеслись крики:

— Измена!.. Измена!.. Враг уже на стенах! — раздавалось со всех сторон.

Отец и Жильберт обнажили шпаги и поставили меня между собой. Отец Августин стал за нами с крестом в руках. Мы вышли на двор. Бой шел уже повсюду. Королевские солдаты наполняли весь большой двор; другой отряд входил в замок через потайной ход.

Лязг оружия, крики сражающихся и стоны раненых и умирающих наполняли воздух. Это было ужасно, отец Амбруаз!

Но в такие минуты является, так сказать, сверхчеловеческое мужество. Мне даже не было страшно, я думала только об одном: как бы спасти отца и брата. Все же остальное пусть гибнет.

Оба мои защитника дрались с бешенством отчания. Их шпаги образовали вокруг меня как бы непроницаемую броню, и мы медленно подвигались к выходу. В общей свалке на нас не обращали особенного внимания. Вдруг в Жильберта попала пуля и он упал, смертельно раненный в горло. Мы наклонились к нему. Кровь из раны лилась ручьем, и он, видимо, умирал. Видя, что все кончено, отец хотел меня увести, но я уцепилась за брата. Ни за что на свете я не оставила бы его умирать одного. К тому же, сражающиеся могли раздавить его ногами.