Дональд Уондри - Крылатая смерть (сборник)

На следующий день Замакона поднялся рано и возобновил спуск в затянутую голубоватой дымкой, безмолвную долину. По мере приближения он постепенно различал отдельные предметы внизу: деревья, кусты, маленькая речка по правую руку, редкие скалы. Реку пересекал мост, соединявший остатки дороги с едва видимым ее продолжением на равнине. Замаконе казалось, что он различает поселения, разбросанные вдоль берегов, новые, разрушенные и уцелевшие мосты. Теперь его окружала чахлая травянистая растительность, густевшая с каждым шагом. Дорога стала ровнее и заметней, потому что на ее каменистой поверхности не росла трава. Обломки скал поредели, и весь безжизненный пейзаж холма разительно контрастировал с новым окружением.

В этот день далеко на горизонте показалась темная масса, похожая на табун животных. Что-то в их размеренном движении насторожило Замакону, хотя он уже давно не встречал чудовищных следов, так поразивших его в начале пути. Как бы ни выглядели оставившие их животные, встречаться с ними не хотелось да и не имело смысла. Темная масса еще не достигла дороги, между тем как любопытство и желание найти сказочные города побуждало Замакону идти вперед. Стоило ли придавать значение полустертым отпечаткам лап и испуганным рассказам невежественного индейца?

Всматриваясь до боли в глазах в быстро перемещающееся пятнышко у горизонта, Замакона сделал попутно несколько интересных открытий. В голубоватом мареве впереди странно мерцали шпили неведомых городов. Рядом с каждым, разбросанные вдоль дороги, возвышались схожие друг с другом башни, стены которых скрывали дикорастущие растения. К тем, что стояли поодаль от дороги, вели широкие просеки в низкорослой растительности. Не было заметно ни дыма, ни других признаков жизни. Теперь Замакона видел, что равнина не бесконечна в своем протяжении, хотя вездесущая голубоватая дымка до сих пор поддерживала это заблуждение. У горизонта ее окаймляла гряда невысоких холмов, в расселине между которыми терялись река и дорога. Все это — особенно сверкающие шпили городов — предстало в самых ярких красках перед взором путешественника, когда Замакона устраивал свой второй привал в бесконечном сиянии подземного дня. Над головой парили стаи птиц, однако разглядеть их пока не представлялось возможности.

На исходе следующего утра, как это отмечено в рукописи, Замакона достиг безмолвной равнины и по хорошо сохранившемуся мосту из черного базальта пересек реку. В прозрачной воде плавали стаи огромных рыб необычного вида, на дне колыхались серые водоросли. Дорога была вымощена, но местами сильно заросла сорняками и ползущими растениями, хотя направление не терялось благодаря столбикам с непонятными значками по обочинам. По обе стороны трава была гуще и выше, кое-где попадались деревья и кусты, повсюду выглядывали огромные голубые цветы. Неожиданные шорохи и шуршание в траве указывали на присутствие змей. Через несколько часов путешественник достиг рощицы, окружавшей одну из сверкающих башен. Буйная растительность поглотила зловещего вида опоры, на которых когда-то крепились каменные створки ворот; зеленые кроны гигантских деревьев закрывали небо над головой. Свернув с дороги, Замакона был вынужден пробираться через переплетение веток шиповника, обступившего покрытую мхом аллею. Каменные колонны и вековые деревья лишали возможности обзора.

Наконец, в зеленых сумерках, он различил старинные Стены башни — остатки замка, в этом не могло быть сомнения! Множество уродливых барельефов, чуждые лица и персонажи усеивали каменную поверхность. К сожалению, повествуя о своих находках, Панфило де Замакона впадает в чрезмерное благочестие, столь свойственное испанцам эпохи Возрождения, но столь же неуместное в путевых заметках. Вместо подробных описаний рукопись предоставляет нам только догадываться о причинах, побудивших автора отделываться туманными намеками. Дверь в башню была распахнута: из-за отсутствия окон внутри царил непроглядный мрак. Поборов отвращение, которое вызывал вид настенных барельефов, Замакона извлек из рюкзака стальной прут и кремень, зажег факел и, раздвинув заросли лиан, смело переступил порог.

На какое-то мгновение он окаменел, ошеломленный открывшейся взгляду картиной. Однако ни вековой слой пыли, наметанной за прошедшие зоны; ни мелкие твари, с визгом, хлопая крыльями, устремившиеся наружу; ни омерзительные скульптуры вдоль стен или причудливые жаровни и чаши; ни пирамидальный алтарь с полой вершиной или чудовищный идол из черного металла, присевший на щупальцах поверх изукрашенного иероглифами пьедестала — не были причиной, лишившей испанца дара речи. Объяснение было гораздо более земным и заключалось в том, что все в башне — за исключением лишь слоя пыли, летучих тварей и чудовищного изваяния с изумрудными глазами — было сделано из чистого золота.

Даже в рукописи, написанной задолго после того, как Замаконе стало известно, что золото является наиболее используемым в подземной архитектуре материалом, обнаруживается невероятное волнение, вызванное разгадкой индейских преданий о золотых городах. В чувство испанца привело странное подергивание полы его камзола. Осмотрев карманы, он заметил, что металлический диск, который он нашел возле заброшенной дороги, с силой притягивается к похожему на осьминога идолу из того же металла, присевшему на пьедестале. Позднее Замакона узнал, что эта странная магнетическая субстанция — одинаково чуждая как миру людей, так и подземному миру — представляет род драгоценности в озаряемой голубым сиянием бездне. Никто не мог объяснить, что это за металл, однако было известно, что часть его была перенесена со звезд вместе с людьми, когда Великий Ктулу, похожий на осьминога бог, заселял Землю. Единственном доступным источником его были доисторические руины, где сохранялось бесчисленное множество циклопических идолов. Состав не поддавался определению, и одним из самых загадочных свойств было то, что магнетическое влечение распространялось исключительно на изделия из самого же металла. Под землей его использовали в религиозных отправлениях, при этом существовали старинные обычаи, призванные предотвратить неудобства, связанные с его магнетизмом. Очень слабый сплав металла с железом, золотом, серебром, медью и цинком формировал единый монетарный стандарт подземного мира в одну из эпох его развития.

Размышления Замаконы были прерваны отдаленным гулом, наполнившим все его существо необъяснимым ужасом. Ошибиться было невозможно: к башне неслось топочущее стадо. Паническое поведение индейца, следы и темная масса на горизонте — воспоминания заставили испанца поежиться от недобрых предчувствий. Не раздумывая, он бросился отыскивать убежище. Никакое стадо не стало бы забираться в заросли или руины, происходи это на поверхности земли, но здесь… какой-то неведомый инстинкт подсказывал Замаконе, что стены башни не защитят его от опасности.